Сбежавшее лето

когда она отошла, я спрятался в уборной.

—  Что значит «опоздал в Англию»? —спросил Саймон.

—  Из-за  нового  закона.  Ты   разве  об  этом  не  слышал?   Он  вступил в   действие   после   полуночи,   и   так   как   наш   самолет   должен   был   при­землиться   в   Лондоне   после   полуночи,   нас   все   равно   бы   уже   не   впу­стили.

—  Интересно,— заметил  Саймон.— Словно  в сказке  про  Золушку,— засмеялся он.

—  Помолчи,     пожалуйста,— остановила    его    Мэри.— Мне    понятно, о чем он говорит, я тебе потом объясню, а сейчас, пожалуйста, помолчи...— Она  повернулась  к  Кришне,   который  только  что  расправился  с  первым сэндвичем и смахивал крошки с шали.— И сколько же ты просидел в убор­ной?

—  Довольно   долго...— Он   содрогнулся,   вспомнив,   как   страшно   ему было прятаться  ночью в  уборной  в  чужой стране.  Потом  выпрямился  и продолжал свой рассказ:—Я, конечно, не боялся. Я просто не знал, что делать. Прошло немного времени, и я снова вышел в зал. Там было полно людей, все чего-то ждали, и я увидел того человека, который заговорил со мной в поезде. Он сидел на скамейке, и я подумал, что, может, он вовсе и не вор. Увидев меня, он улыбнулся, поэтому я подошел к нему и спросил, как попасть на самолет в Англию.  Он ответил,  что самолеты переполне­ны,  но что,  если у меня есть деньги,  можно дать взятку.   «У  меня  есть пятьдесят английских фунтов, которые мне дал отец для передачи дяде»,— объяснил   я.   Он  сказал,   что  этого   достаточно,   и   велел   мне   подождать, пока он пойдет и разузнает. Он посадил меня на свое место, и я заснул, а когда проснулся, пришел этот человек с еще одним индийцем и каким-то французом. У француза был вид простого крестьянина. Я начал вынимать деньги из кармана,  но француз меня остановил. Тогда я решил,  что он, наверное, служащий аэропорта и боится,  что увидят,  как он  берет взят­ку, поэтому я вышел вместе с этими людьми на улицу. Мы сели в машину, я вынул деньги,  француз взял  их  и засмеялся.  Машина тронулась,  и я, решив, что мы едем на другой аэродром, обрадовался и стал разглядывать город.   По  сравнению  с   Найроби   Париж   показался   мне   очень  грязным. Я удивился,  потому что считал Францию богатой страной.  Мы ехали по каким-то бедным улицам, и я сказал:  «Как же далеко до аэродрома!», на что мой индиец ответил, что мы не полетим в Англию, а поплывем. Я, ко­нечно, очень рассердился, но, когда сказал им об этом, они только посмеялись надо мной. Тогда я велел им остановиться и выпустить меня из ма­шины, но человек, который сидел вместе со мной на заднем сиденье, скрутил мне руки назад, да так, что чуть их не сломал. У меня до сих пор болит...

Он дотронулся до плеча, и на мгновение при воспоминании о прошлом по его лицу снова скользнуло выражение страха. Мэри, которая до сих пор исходила завистью от того, что ему посчастливилось принять участие в таком увлекательном приключении, тоже стало немного страшно.

— Вот тогда-то я и понял,— продолжал Кришна,— что это плохие лю­ди, преступники, и что, если я не замолчу, они могут натворить бог знает что, например перерезать мне горло и бросить истекающего кровью на дороге. Поэтому больше я не произнес ни слова и сидел неподвижно не­сколько часов. Я старался придумать, как бы перехитрить их, но их было трое против меня одного. И хотя оба индийца через некоторое время за­снули, француз то и дело поглядывал в зеркало и следил за мной.

—  Они вовсе не были настоящими преступниками,— перебил его Сай­мон.— Ведь они в конце концов доставили тебя в Англию, а могли, забрав деньги, бросить во Франции.

—  Они бы не решились на это! — гневно засверкал здоровым глазом Кришна.— Потому что боялись, что я пойду в полицию — и тогда их пой­мают. Они не успели бы и добраться до лодки.

—  Успели бы, если бы сначала убили тебя!  Мертвые молчат как ры­бы!— торжествовал Саймон.— Тебе это и в голову не приходило, а?  Ты просто врешь сейчас?

—  Да что ты к нему пристал? — вспыхнула Мэри.  Она рассердилась на Саймона за то, что он перебивает Кришну и не дает ему дорассказать такую интересную историю.

Саймон порозовел, но упрямо стоял на своем:

—  Не понимаю,  для чего все преувеличивать.  Назвать их преступни­ками!

У него был несчастный вид. Сначала Мэри разозлилась: упрямый, а сам обижается! Но уже через минуту ей стало его жаль. И кроме того, Саймон прав: те двое ни в коем случае не выглядели преступниками, на­оборот, они были жалкими и напуганными.

—  По-моему,   они   не   собирались   убить  его,— сказала   она.— Просто, чтобы добраться до Англии, им нужны были его деньги. Но он-то, навер­ное, боялся, что его убьют. На его месте я бы тоже так думала.

—  В   лодке   они   меня   жалели,— продолжал   Кришна.— Я   ни   разу в жизни не был в море и не знал, как страшно, когда на многие мили во­круг холодная серая вода и огромные волны! Когда меня стало тошнить, француз дал мне отхлебнуть коньяку, а индийцы пообещали, что, как толь­ко  мы сойдем   на  английский  берег,   они  отвезут  меня  в  Лондон,   где  я смогу разыскать дядю. Но стоило нам очутиться на берегу, как они убе­жали.

—  Наверное, испугались,— заметила Мэри.

—  Наверное,— кивнул  Кришна.— Все  получилось  совсем  не  так,  как я себе представлял. Я-то мечтал, что первым делом увижу высокие дома и солдат в красных мундирах и меховых шапках. Мой дядя прислал мне та­кую открытку.

— В такую форму одеты только солдаты,  охраняющие Бэкингемский дворец в Лондоне,— объяснила Мэри,— где живет королева.

А что бы она думала увидеть в Африке, если бы ей суждено было там очутиться? Львов, наверное, жирафов, куда ни глянь, пустыню и голых негров, потрясающих копьями.

—  Должно быть, и Африка выглядит совсем не такой, какой я ее себе представляю,— заметила она.

—  У нас очень красиво,— сказал Кришна.— Особенно там, где я живу.

Он с печальной улыбкой посмотрел на Мэри, а потом перевел взгляд на Саймона, который сидел на краю кушетки, опустив глаза. «Обиделся,— подумала Мэри,— или просто не верит Кришне?» Она и сама не понимала, верить ему или нет,— слишком уж много приключений. Но Саймон-то... Сделал бы вид, что верит.

—  И   зачем   только   я   уехал   из   дома? — дрожащим   голосом   сказал Кришна.— Зачем приехал сюда?

Саймон поднял глаза.

—  Теперь уже поздно об этом жалеть! Приехал, и все. Нужно только придумать, что делать дальше.

—  Можешь  не  думать!—Кришна  спрыгнул  с   кушетки  и   гордо  вы­прямился, хотя губы у него дрожали.— Мой дядя богатый. Он приедет за мной в «кадиллаке.» Можешь не помогать мне, если не хочешь!

Он топнул ногой, застонал и чуть не упал, но Саймон, вскочив, под­держал его и усадил обратно на кушетку.

—  Нога болит...— всхлипнул Кришна, и, хотя в этом уж не приходи­лось сомневаться,  Мэри догадалась,  что он пожаловался на боль,  только чтобы скрыть обиду на Саймона.

К ее удивлению, Саймон тоже, по-видимому, понял это.

—  Разумеется, я хочу помочь тебе! Поэтому я и думаю все время, как поступить. Чтобы не наделать глупостей, причинив тем самым неприятно­сти не только тебе, что самое важное, но и самим себе. Если тебя задержат как нелегального иммигранта, тогда нам попадет за то, что мы тебя укры­вали,  а  мне  особенно достанется,   потому  что,  во-первых,  эта  лавка  при­надлежит дяде Хорейсу, который приходится моему отцу родным братом, а во-вторых, мой отец служит в полиции. Ему тоже несдобровать. Кто по­верит, что он ни о чем не знал?

И правда, подумала Мэри, Саймону приходится беспокоиться куда больше, чем ей. Этим и объясняется его подавленное настроение и раздра­жительность.

Но сейчас он как будто немного оживился. Может, то, что он сидел и думал, пошло ему на пользу, потому что голос его теперь звучал уверенно и бодро:

—  Ты не сумеешь добраться до Лондона самостоятельно, полиция бы­стро тебя поймает. Но мы можем позвонить твоему дяде и сказать ему, что ты здесь. Пусть он решает, что делать.

Он сказал это так, будто сам придумал. Словно Мэри с самого начала не подала ему эту мысль! Она