не важно, что всего несколько минут назад она думала о том же! Ну почему матери понадобилось сказать об этом вслух? Почему?! Не говоря уже о том, с чего бы это ей вообще приспичило замечать подобные вещи!
– Думаю, он будет прекрасным мужем. И не смотри так на меня! У меня больше опыта в подобных вещах, и могу сказать, что человек, искушенный в любви, куда предпочтительнее неопытного зануды.
– Но ты всегда считала его повесой худшего разбора, – напомнила Гермиона в надежде отговорить мать от принятого решения.
– Так и было, – кивнула мать, размахивая тостом, как скипетром. – Но с тех пор, как он повез нас в оперу…
– Не нас, а Шарлотту, – поправила Гермиона. – Мы были там, чтобы придать необходимую респектабельность всему вечеру.
– Да-да, но, Гермиона, твоя точка зрения неверна. Он ухаживал за Шарлоттой только, чтобы подтолкнуть Себастьяна к решительным действиям. Такой милый человек! Помог этим двоим найти друг друга!
– Пфф! – фыркнула Гермиона. В ту ночь мать так увлеклась болтовней с приятельницами, что не заметила, какие взгляды бросал на Шарлотту граф. Но что теперь об этом вспоминать? Шарлотта замужем за Себастьяном, и парочка отправилась в свадебное путешествие!
А вот граф… совсем другое дело.
– Может, у Рокхерста нет моральных принципов, зато как же он богат! – разглагольствовала мать. – И раз теперь он решил жениться…
– Не думаю, что у него подобные намерения…
– Ну конечно, он собрался жениться! Недаром приезжал в «Олмак»!
Разумеется, любое появление мужчины в «Олмаке» на языке посвященных означало одно: «Я готов немедленно жениться на вашей дочери».
– Либо он действительно спятил, как его остальные замшелые родственники, – объявила графиня, – либо хочет жениться. Предпочитаю думать, что его вдохновил пример семейного счастья Себастьяна и Шарлотты, а не брать в расчет весьма неприятную альтернативу.
Гермиона задалась вопросом: не стоит ли просветить матушку, объяснив, что она подобралась куда ближе к правде, чем подозревает? И что граф действительно безумен.
Пока матушка продолжала без умолку трещать, раскрывая подробности плана по превращению дочери в графиню Рокхерст, Гермиона старалась доесть завтрак, а заодно обдумать детали побега. Может, стоит, подобно сестре Корделии, удалиться в Бат и посвятить жизнь науке? А если мать окажется слишком уж настойчивой, разыскать отца и жить с ним на некоем языческом острове в Тихом океане?
Лишь бы подальше от матери. И от него. Графа Рокхерста. Его голубых глаз, упрямого подбородка и мускулистых…
В этот момент в комнату влетели Виола и Гриффин. Уселись за стол, поймали нить беседы, поняли, что к ним она не имеет ни малейшего отношения, и с неприкрытой радостью принялись завтракать.
А вот Гермиона обнаружила, что и сельдь, и тосты приобрели вкус опилок. Оказалось, что забыть о графе куда труднее, чем она ожидала. Кроме того, она, любопытная от природы, сейчас буквально изнемогала под бременем вопросов, на которые не получила ответов.
Первое: почему Милафор называл графа Паратусом? И почему лорд Рокхерст считает своей обязанностью избавлять Дайалс от подобных созданий? Почему просто не позвать стражников и не предоставить им разбираться с этим делом?
О Господи, она, сама того не зная, сунула нос туда, где ей быть не полагается. Ах, если бы только Корделия была здесь, а не в Бате, где изучала документы о древних развалинах, сидя на чердаке теткиного дома! Она смогла бы определить, что такое «Паратус» и что это за создание такое, Милафор.
– Думаю, постановка сцен из «Бури» станет идеальным фоном для его ухаживаний, – протянула мать.
Последовала долгая напряженная пауза. Брат с сестрой уставились на Гермиону, словно ожидая ее протестов. О Боже, что мать затеяла на этот раз?!
– Гермиона, перестань считать ворон, – рассердилась леди Уолбрук. – Думаю, театральный вечер позволит показать тебя с наилучшей стороны. Мы, разумеется, пригласим графа.
Гриффин и Виола дружно повернули головы, словно наблюдая, как словесный поток, подобно лаве, медленно пробирается по столу.
Однако для Гермионы речи матери были подобны выпущенному из арбалета болту, с убийственной меткостью ударившему ее в грудь. Театральный вечер? С графом??
И не важно, что отныне после заката солнца ее невозможно увидеть. Главное, что матери взбрело в голову завербовать лорда Рокхерста в актеры для своего любительского спектакля!
Гермиона сжала дрожащие губы. Может, при следующей встрече с Рокхерстом стоит уговорить его пристрелить ее? Тогда оба не окажутся в неловком положении, Изображая неведомо что на любительской сцене.
Не то чтобы она намеревалась снова последовать за ним…
– «Буря» – идеальная пьеса, – продолжала леди Уолбрук, не замечая, в какой ужас пришла дочь и в каком восторге пребывают остальные двое ее отпрысков. – Рокхерст – истинный Просперо, не находишь? Томящаяся душа, можно сказать.
– Добавь, терзаемая муками – и тогда с беднягой будет покончено, – пробормотала Виола.
Гриффин принялся поедать все, что лежало на тарелке, со скоростью изголодавшегося людоеда и, судя по лицу, был готов вскочить в первый же экипаж, который увезет его прочь от города. В крайней случае ему всегда нашлось бы местечко в лаборатории соседа, сэра Джошуа Кендалла, всегда готового принять его на
