Гермиона покраснела до корней волос и ощутила, как стало горячо щекам.
«Скажи ему. Скажи о своем желании».
– Это… то есть я думала… о той минуте в саду, когда вы…
Слова застряли во внезапно пересохшем горле. Черт побери! Она не могла этого сделать!
– Странное совпадение, – выдохнул он, ложась рядом с ней и гладя по плечу. Она не позаботилась надеть перчатки, так что руки были голыми, и вздрогнула, когда их пальцы переплелись. Он поднес ее руку к губам и стал целовать.
– Почему? – пролепетала она, когда он по очереди стал сосать ее пальцы.
Рокхерст взглянул на нее так, словно мог видеть глаза:
– Я думал о том же. Он так думал?
В его глазах она заметила бурю желаний и прерывисто вздохнула. Он хочет ее?
Невозможно. Немыслимо. Этот мужчина, который не удостаивал Гермиону взглядом, сейчас хочет ее?
Но ведь этого она желала. Об этом мечтала. Только вот сейчас не знает, что делать.
По счастью, граф знал, что делать. Он притянул ее к себе и стал целовать, раскрывая языком губы. Его теплое дыхание словно омывало Гермиону, и ее все сильнее тянуло к нему.
Его язык сплелся с ее языком, побуждая продолжать игру.
Гермиона не смогла устоять. Соблазн принадлежать ему растопил всякую настороженность. Заставил забыть обо всех предупреждениях матери. Она с жадностью упивалась вкусом его губ и задрожала от страсти, когда он застонал и прижал ее к себе.
И хотя ее одежда тоже оставалась невидимой, это не помешало ему расстегнуть платье, развязать лямочки и стянуть его с плеч. Шнуровку корсета постигла та же участь: проворные ловкие пальцы быстро с ней разделались.
Не успела Гермиона оглянуться, как осталась почти обнаженной и прильнула к Рокхерсту, гадая, каким образом он собирается действовать, если по-прежнему ее не видит. Но в противном случае она умерла бы от стыда!
Он поспешно скинул фрак, галстук и жилет и небрежно швырнул их на пол. Страшно подумать, что станется утром с его камердинером!
Но она тут же забыла обо всем, когда он снова уложил ее на покрывало. На какой-то момент оба застыли, и Гермиона вдруг поняла, что невидимость придает ей мужества. Заставляет ощущать себя опытной куртизанкой.
Но это было до того момента, как он сжал ее грудь и провел большим пальцем по соску, немедленно затвердевшему и превратившемуся в тугой бутон.
– О-о-о, Рокхерст! – потрясенно выдохнула она, когда раскаленное желание потекло по ее венам. Она впервые в жизни испытывала нечто столь поразительное.
Гермиона громко вздохнула. И Рокхерст, к ее восторгу, проделал все заново.
В дальнейшем поощрении он не нуждался: теперь она всю ночь станет выкрикивать его имя.
Превратив ее соски в твердые горошины, он нагнулся, взял один в рот и стал сосать, пока она не уверилась, что сейчас умрет от наслаждения.
На миг оторвавшись от Гермионы, он снял с нее туфлю, тут же ставшую видимой. Рассмотрев простую удобную обувь, граф покачал головой.
– Вряд ли это то, что я ожидал, – признался он. За первой туфлей последовала вторая, а потом чулки. Снимая чулки, он осыпал ее ноги ленивыми, беспорядочными поцелуями и стал подниматься все выше, обжигая ее губами, лаская языком. У Гермионы снова свело живот, и заветное местечко между ногами стало пульсировать.
Он не собирается… он не думает…
Рокхерст оторвался от нее, чтобы окончательно стянуть платье и корсет. Она осталась совсем голой, если не считать подвязок, которые он игриво стаскивал с нее зубами.
– Вы понимаете, что делаете? – охнула она, когда он припал губами к ее бедрам, одновременно сжимая ее ягодицы.
– Очень на это надеюсь, черт возьми, – бесшабашно усмехнулся он. – Но ты скажешь, если я сделаю что-то не так.
«Не так? Он действительно безумен!»
Гермиона снова застонала, когда его пальцы коснулись коротких завитков у развилки ее бедер. Словно он знал, как заставить ее раздвинуть ноги по своей воле.
Похоже, так оно и есть.
Он нежно подул на темный треугольник, и она послушно развела ноги.
А потом… потом она уже не ощущала его дыхания. Только его губы, язык… и бедра Гермионы поднялись навстречу его поцелуям.
Ее пальцы комкали покрывало. Пятки судорожно упирались в матрац.
Ее никогда не касались там, тем более не целовали, а его язык дразнил ее нежно и осторожно, совсем как в тот раз, когда он впервые ее поцеловал.
