– Я здесь, – послышалось призывное мурлыканье, прежде чем погасла сначала одна свеча, потом вторая, третья… Теперь только горящие уголья бросали тусклые отблески на стены.
Граф улыбнулся:
– Я думал, ты затерялась в этой толпе.
– Почти так и получилось, – засмеялась она. Теперь голос звучал совсем близко. – Мальчик так размахивал угольным ведерком, что едва меня не оглушил.
По мере ее приближения Рокхерст все сильнее напрягался, выжидая момента… момента, когда она снова его коснется.
И тут ее ладонь легла ему на грудь. Еще мгновение – и она прижалась к нему всем телом.
– По-моему, вы задолжали мне награду, милорд.
– Сколько глав из сочинения чертова Подмора ты успела прочитать?!
– Не так много, как хотелось бы, – призналась Гермиона и, вцепившись в лацканы дорогого фрака, принялась стягивать его с плеч Рокхерста. – Но к своей досаде, сегодня утром, после утомительной ночи, я чувствовала себя слишком усталой, чтобы прочитать более нескольких страниц.
– «Синий чулок»! – поддел он.
– Сейчас вы очень похожи на мою матушку! – парировала она.
– Интересно, кто она?
– Та, которую ты, как правило, стараешься избегать, – звонко засмеялась Гермиона.
Граф, не выдержав, последовал ее примеру. О да, это немного сужало диапазон его поисков: следовало присмотреться к каждой лондонской мамаше, имеющей дочь брачного возраста.
Невидимка взяла его руку и повела к стоявшему у стола стулу. Взяла салфетку, намочила в тазу и стала осторожно обтирать его лицо.
– Болит? – спросила она, осторожно обводя пальцем его подбородок.
– Ничуть. Сейчас уже нет.
– Но у тебя был сломан нос!
– Совершенно верно.
– Но этого быть не может… чтобы так скоро…
– Так уж получилось, – ответил Рокхерст, забирая у нее салфетку и вытирая лицо. – Обычные повреждения вроде сломанных костей или поверхностных ран заживают почти сразу.
– Я бы не назвала эти повреждения «обычными».
– Полагаю, нет. Для обычного смертного. Но Паратус должен выжить в самых тяжелых обстоятельствах.
Однако он не упомянул… не смог упомянуть, что он будет жить, пока не случится нечто ужасное. Нечто непоправимое. Такое, что даже магия, помогавшая ему, не спасет душу, которая вырвется из израненного тела.
Ни один человек, даже Паратус, не любит думать о неизбежном.
– Это часть проклятия, – сказал Рокхерст.
– Если это спасает тебе жизнь, я назвала бы это даром. Он поймал ее, притянул себе на колени и стал целовать.
– Ты мой дар.
– А награда, Рокхерст? – спросила она, принимаясь развязывать его галстук.
– Я даже не знаю твоего имени, – заметил он. – У меня правило: всегда знать имя дамы, прежде чем…
– Прежде чем овладеть ею?
Гермиона заерзала у него на коленях.
– Но мы уже были вместе, милорд.
Она соскользнула на пол. Послышался шелест сбрасываемого платья.
Он не увидел, какого оно цвета: Тень швырнула его в дальний угол. Правда, граф не особенно приглядывался, потому что в этот момент заскрипели пружины: очевидно, невидимка укладывалась в постель.
Рокхерст представил нагую красавицу и ощутил, как мгновенно твердеет плоть. Вот она, рядом: гибкая, с пышной грудью, приоткрытыми, ждущими поцелуя губами, готовая в ответ осыпать поцелуями его тело.
Рокхерст поднялся и пересек комнату, раздеваясь на ходу. Его притягивали мысли о ней. Подойдя к постели, он нагнулся, нашел ее плечо и стал целовать. Запах духов снова очаровал его… Он поцеловал ее за ухом. Малышка вздрогнула и восторженно замурлыкала.
– А теперь мою награду, милорд Паратус.
При этом недвусмысленном приглашении кровь Рокхерста закипела. Он ответил на просьбу поцелуем, сплавившим их в одно целое.
