главному проходу к великолепному центральному куполу.
«Я смогу сделать это. Да, смогу», – твердила она себе, рассеянно глядя на мрачные каменные гробницы и тонущие во мраке сводчатые потолки.
– Но что, если Мэри ошиблась? Что ты будешь делать? – пропищала она слабым, пронизанным страхом голоском.
«Он должен быть здесь», – твердо сказала она себе.
– Эй! Кто тут? – Один из молодых священников поднял канделябр. – Где вы прячетесь?
– Здесь никого нет, Саймон! – откликнулся священник постарше. – Тебе послышалось.
Но Саймона это не убедило. Он поднял канделябр еще выше.
– Клянусь, монсеньор, я слышал шаги и голос.
– В этом месте ты будешь слышать их всю свою жизнь, – вздохнул старик и, шагнув вперед, потрепал Саймона по плечу. – Дом Господень принимает всех, кто приходит в него.
– Даже его? – прошептал священник, показав палевую сторону центрального купола. Ниже темнела приоткрытая дверь.
Именно так, как сказала Мэри.
– Особенно его сиятельство. Он делает все, чтобы защитить нас от созданий, куда более ужасных, чем твой невидимый призрак. И мы обязаны предоставлять ему убежище по первой же просьбе.
Гермиона передернула плечами и закрыла глаза. Рокхерст. Они говорят о Рокхерсте.
Непонятно, то ли радоваться, что он нашелся, то ли ужасаться, размышляя о том, что ждет ее впереди.
Мысленно помянув дьявола, она оглядела дверной проем. Почему Рокхерст не может выбрать более разумного места, чтобы успокоить душу? Или хотя бы опрокинуть на себя ведро с ледяной водой: это прекрасно восстанавливает душевное равновесие.
Но это?
Напряженно прислушиваясь, она выскользнула за дверь и подняла глаза. В настенных подсвечниках горели свечи, уходя наверх. В темноту.
Под самый купол собора.
– Рокхерст, – прошептала она, делая первый шаг. Потом второй, третий… В затянутое тучами небо Лондона.
Рокхерст сидел на своем насесте, не пытаясь спрятаться от дождя. Он уже промок насквозь, так что несколько лишних капель значения не имели.
Глядя поверх городских крыш, он пытался подсчитать, сколько раз приходил сюда. Почти все подобные моменты шли рука об руку с тоской и душевной болью. Его первое убийство. Гибель отца. То место, где он наткнулся на Подмора…
Сколько их было в его жизни, таких случаев? Событий, которые он предпочел бы забыть… Но это… это было иным. Обычно, посидев здесь несколько часов или даже целую ночь, он встречал восход солнца, и теплый свет наполнял его надеждой. И давал цель.
Уверенность, что следующий день будет другим.
Но тогда он спускался по лестницам и ступенькам, чтобы внизу найти Роуэна, ожидавшего его и обычно угощавшегося костью, которую один из молодых священников утаскивал с кухни настоятеля, чтобы скормить дружелюбному псу.
Однако на этот раз никто не вильнет пушистым хвостом, никто не оближет руку, никто не встретит его на земле после возвращения из небесного святилища. На этот раз его спутник и соратник навсегда покинул хозяина.
А его надежда? Его вера?
– Дьявол, – пробормотал Рокхерст. Каков итог его дней и ночей? Смерть и разрушение. Что это за существование? Какое наследие он оставит после себя?
Граф угрюмо смотрел в непроглядную тьму. О чем думал Томас Херст тогда, в те далекие годы?
Рокхерст непристойно громко фыркнул. Если семейная легенда не лжет, он точно знал, о чем думал предок.
Идиот позволил соблазнить себя прекрасной женщине. Но и он сам то яблочко, которое недалеко падает от фамильного древа.
Граф застонал, обзывая себя вдвое худшим дураком, чем Томас.
– Рокхерст? – послышался тихий голос. Тень!
Он обернулся живо, энергично, без той холодной отстраненности, которую надеялся обрести все три последних дня, когда думал о ней. Он прислушался к ее нерешительным шагам. Но ближе она не подошла. Встала так, чтобы он не смог до нее дотянуться.
А вот это уже говорило само за себя!
– Это ты? – прошептала она.
Он прекрасно понимал, о чем она спрашивает. Стряхнул ли он с себя мрак, поглотивший его прошлой ночью?
– Я волновалась, – продолжала она. – Ужасно волновалась.