предосторожностями, чтобы никому не попасться на глаза.
Втащив маленькую лодку на берег перед холмом, на котором располагался дворец — резиденция британского посла, Колин тихо выругался.
Дом сэра Уильяма Гамильтона, залитый светом сотен свечей, был словно маяк, из открытых окон и с изящных балконов виллы доносились смех и голоса многочисленных гостей.
Едва ли это было подходящее время для секретного доклада, но послания Нельсона должны доставляться немедленно, поэтому Колину не оставалось ничего другого, кроме возможности незаметно проскользнуть на виллу.
Прежде чем продолжить путь, Колин оглянулся и устремил взгляд поверх кораблей, пришвартованных в гавани. Он пристально смотрел на воду, пытаясь различить свой корабль «Сибарис», стоящий на якоре в устье реки.
Хотя он точно знал, где тот должен был стоять, корабля не было видно. Он отдал приказ плыть без света и в полной тишине, чтобы их не обнаружили, и, похоже, его предосторожность сработала.
К утру он и его «Сибарис» будут далеко от Неаполя, и никто не узнает про их визит.
Он не хотел, чтобы кто-то сообщил, что его корабль был замечен вблизи эскадры Нельсона — нужно было поддерживать иллюзию, что Колин все еще находится на стороне противников флота его величества.
Он вскарабкался на холм и проник в уставленный статуями сад сэра Уильяма. Выбрав путь через разбитый по классическим канонам парк, он увидел, что со времени его последнего визита сюда британский посол добавил еще несколько предметов к своей ценной коллекции римских древностей.
Когда уже собрался выйти на тропинку, в саду раздался отчетливый и выразительный женский смех, который привлек его внимание. Колин знал, что его может обнаружить другой предмет любви сэра Уильяма — леди Гамильтон.
— Пойдемте, моя дорогая, — громко говорила она. — Вы должны присоединиться к моим гостям, мой несносный лорд Нельсон решил весь вечер работать над своими донесениями. Я буду чувствовать себя несчастной без хорошей компании.
— Извините меня, миледи, — скромно ответила ее спутница. — Я должна вернуться домой.
Он не мог разглядеть незнакомку рядом с женой посла, так как она шла по другую сторону леди Гамильтон, но ее голос заставил сильнее забиться его сердце.
Забыв обо всех предосторожностях, он наклонился в сторону дороги, пытаясь разглядеть цвет волос этой женщины, то, как она держала голову, как двигалась.
В полутьме сада он всматривался в женскую фигуру, пытаясь разглядеть ее лицо, напрягая слух, чтобы лучше расслышать ее голос.
Не может быть, чтобы это была она, внушал он себе, просто не может быть.
Его Киприда. Его Джорджи. Все двенадцать месяцев, что прошли после той наполненной страстью ночи, он мечтал только о Джорджи. Она могла украдкой сбежать из его постели, но не из его сердца.
Когда он проснулся и убедился, что ее нет рядом, он пришел в отчаяние. Особенно когда, расправив простыню, обнаружил то, о чем догадывался, но во что не мог поверить.
Пятно было доказательством ее девственности.
Она была девственницей, и он лишил ее невинности. Другим единственным свидетельством ее появления в его жизни была забытая туфля, которую кто-то из слуг позже обнаружил на одной из книжных полок, куда она была бездумно заброшена.
Он немедленно призвал на помощь Темпла, и они вдвоем, пользуясь знакомствами и связями кузена, прочесали весь город в поисках маленькой вакханки, но тщетно. В конце концов Колин отплыл вниз по Темзе, не зная, что произошло с ней.
Когда две женщины легкой походкой прошли мимо него, склонив друг к другу головы, словно секретничающие школьницы, он с трудом удержался, чтобы не выскочить как сумасшедший и не сорвать соломенную шляпку, скрывающую черты второй леди.
Во всем ее облике было что-то очень знакомое.
— Джорджи, — прошептал он в ночи.
Леди остановилась и повернулась, глядя в его направлении.
— Что-нибудь случилось? — спросила леди Гамильтон.
— Ничего, — прошептала та, прежде чем присоединиться к леди Гамильтон. — Мне что-то послышалось.
Леди Гамильтон засмеялась:
— Боюсь, вы проводите слишком много времени среди развалин, если вам слышатся голоса в саду со статуями сэра Уильяма. Мы просто обязаны оставить вас в Неаполе, пока вы полностью не оправитесь и не привыкните к компании живых.
Леди рассмеялась и покачала головой:
— Придется пока отказаться от вашего цивилизованного влияния, потому что завтра мы отправляемся на север посетить романский храм, который считается лучшим в этой местности.
— Но это всего лишь груда развалин! — недовольно воскликнула леди Гамильтон. — Никогда не пойму причину их притягательности, когда вокруг великолепные, очаровательные виды Неаполя.
Обе женщины засмеялись и попрощались. Леди Гамильтон направилась в дом, а ее подруга на минуту замерла на месте, вглядываясь в сад, затем пошла по тропинке вокруг дома на улицу.
Колин оставался в своем укрытии, пока все звуки в саду не стихли.
Он покачал головой. Определенно, он терял рассудок, начиная всюду видеть Джорджи, даже в скучных женах английских охотников за античностью.
— Ты пустоголовый болван, Колин Данверс, — тихо сказал он себе.
Очень осторожно миновав оставшуюся часть сада, он взобрался по решетке с вьющимися растениями на балкон комнаты, которую Нельсон использовал как кабинет в неаполитанском дворце Гамильтонов.
Когда Колин осторожно проник в комнату Нельсона, из тени виллы выступила одинокая фигура. Взглянув на балкон, мужчина на мгновение застыл, прежде чем вернуться в дом сэра Уильяма и присоединиться к гостям на вечеринке, которая, по всей вероятности, будет продолжаться до утра.
Позже, вечером того же дня, когда свечи в кабинете лорда Нельсона почти догорели, в дверь постучали.
— Милорд, — позвала леди Гамильтон из-за закрытой двери. — Сейчас начнется игра. Вы присоединитесь к нам?
— Через минуту, миледи, — ответил Горацио, виконт Нельсон, возвращаясь на балкон, с которого он, стоя в тени, наблюдал за уходящим тайком лордом Данверсом.
Он наблюдал за своим другом с тяжелым сердцем.
Данверс был одним из лучших его капитанов и, как обнаружилось, чрезвычайно интеллигентным офицером. Информация, которую ему удалось собрать за последний год, не раз помогала британцам, и все же он не сумел найти то, что было совершенно необходимо обнаружить.
Отыскать предателя в их рядах.
Когда Колин перелез через стену, случилось то, чего Нельсон опасался больше всего, но надеялся избежать.
Из-за статуи выступила другая фигура и, крадучись, последовала за Данверсом. Но человек не был столь же опытен и хитер, как Данверс, потому что прошел достаточно близко от садового факела, так что Нельсон разглядел цвет его мундира.
На преследователе была английская морская форма.
Значит, все было правдой. Его предает кто-то из своих. Это причинило ему большую боль, чем потеря руки при Санта-Крусе.
Предает, но кто? В порту стояло пять английских кораблей, и такую форму в Неаполе могли носить около пятидесяти офицеров.
Скоро за проклятым шпионом захлопнется мышеловка.
Плохо, что он должен был использовать Данверса, чтобы вывести на чистую воду этого негодяя-предателя и его французских друзей.
Оставалось лишь надеяться, что Колин достаточно хитер и изворотлив, чтобы обмануть врагов, которых теперь насторожат его действия и которые, вероятно, получат полный отчет о последних приказах самого Нельсона.
А если Колин не будет достаточно умен… Нельсон не хотел думать об этом. Не сказав Данверсу, что о его секретной миссии стало известно врагам, Нельсон буквально скормил его акулам.
Это было нелегкое решение, но при том, что французы, словно голодные волки, продвигались вниз по итальянскому «сапогу», оно было необходимым.
Леди Гамильтон продолжала нетерпеливо стучать в дверь.
— Милорд, с вами все в порядке? Если вы сейчас же не откроете, я немедленно пошлю за вашим слугой и доктором.
Нельсон покачал головой, поборов желание вернуть Данверса, просигналить «Сибарису» приказ подойти к берегу и положить конец всей этой шараде.
Но он не мог так поступить. Шла война, и он должен был обнаружить, кто из его офицеров продает секреты французам.
Сейчас капитан Данверс был самым большим секретом Нельсона… и его лучшим оружием.
— Я прикажу принести ключ, если вы не откроете дверь, — сердито произнесла леди Гамильтон.
Нельсон улыбнулся деревенскому акценту в ее речи, который проявлялся, когда Эмма была раздражена или взволнована. Он пошел к двери, прихрамывая от ноющей раны в ноге, и распахнул дверь.
— С кем это вы закрылись? — требовательно спросила леди Гамильтон, вплывая в комнату и оглядывая все вокруг в поисках соперницы.
— Я был один, — ответил он.
— Вы очаровательный человек, Горацио, — сказала она, — но плохой обманщик.
— Если я скажу, что это было государственное дело, вы больше не будете задавать вопросы?
Леди погладила его по щеке своей изящной ручкой.
— Нет. Вы слишком много работаете, любовь моя. Вы должны отдыхать, чтобы набраться сил.
— Требуется еще столько сделать для Англии.
— Англия переживет эту ночь без вашей опеки, — прошептала она, шагнув в его распахнутые объятия. — Особенно когда вы можете столько сделать для меня.
Нельсону были приятны ее забота и любовь. Это была его Эмма, его дорогая девочка. Она давала ему столь необходимую передышку от тяжелых обязанностей и ответственности,
