– Замолчал на целый день. А вечером сказал: «Ты уже достаточно взрослая и имеешь право на собственную жизнь. Я лишь пытаюсь тебя предостеречь. Всего лишь предостеречь».
– Я примерно догадываюсь, кто был твой потенциальный жених. Михаил Уваров? Микки?
– Да. Папе он нравится, мне – нет. Но не будем об этом. У нас слишком мало времени, чтобы растрачивать его по пустякам. Уж лучше молчать.
Они прошли через редкий чистенький лесок и вышли к речке. Впрочем, рекой она казалась только издали. На самом деле это был быстрый, мелководный говорливый ручей.
– Не вижу здесь золотого моста, – сказал Павел.
– Рискнем переправиться вплавь, – поддержала его шутку Таня и, решительно сняв туфли, побрела по воде к другому берегу. При этом несколько раз вскрикнула: – Хо-олодна-ая! Ледяна-ая!
Павел тоже разулся и пошел вслед за Таней.
Там они присели на корягу, чтобы обсушить ноги. Внизу, возле коряги по песку деловито бегали муравьи, иногда вдвоем или втроем тянули к себе в муравейник непосильную поклажу.
– Интересно, – сказал Павел. – Ученые говорят, они живут по законам инстинкта.
– Не хочется так думать. О чем-то же они размышляют. Может, более примитивно. Вон те трое. Притащат они к себе этого мертвого жука, казалось бы, дело сделано, можно и отдохнуть. Так ведь нет же. Вспоминают, что по пути видели мертвую гусеницу. Тоже хорошая добыча, надо бы и ее притащить. Может, о зиме подумают: лишняя гусеница в холода в хозяйстве не помешает. И снова отправляются в путь.
– А что! Может, что-то такое и думают, – согласился Павел. – Никто ведь не доказал обратного.
Они обулись, пошли дальше. Мельница стала ближе, уже можно было рассмотреть ее каменный цоколь, лесенку, ведущую ко входу. На площадке стояли две телеги, груженные тяжелыми мешками с зерном. Вокруг сновали люди.
Узкая тропинка повела их через луг. Трава здесь была сочная, зеленая, еще не подозревающая о подкрадывающейся осени.
– Скажи, а если бы папа узнал, что я здесь, в Париже? – напрямую спросил Павел. После того как Таня рассказала ему об откровенном разговоре с отцом, его не оставлял этот вопрос.
Она остановилась, обернулась к нему.
– Я думаю… думаю, он бы арестовал тебя, – откровенно сказала Таня, и пояснила: – Но не потому, что он хотел бы уберечь меня. То, что он знает о моих чувствах к тебе, только бы мешало бы ему исполнить свой долг. Но он – человек долга. И поступил бы так, как велит ему долг и присяга.
– Ты уверена в этом? Неужели последние события на фронте ничего в нем не изменили?
– Наверное, изменили. Не только события, но и возраст.
– Может быть, победа большевиков все же отрезвит его?
– Нет. Он – фанат. И останется таким до самой смерти, – с горестной убежденностью сказала Таня. – Но я все же во что-то верю. В какое-то чудо. Бывают ведь на свете чудеса. Вот и сейчас. Разве я могла даже подумать, что мы еще встретимся с тобой. И где? Во Франции.
– Это чудо ты сотворила сама. Но почему ты пошла в банк к Жданову?
– Все просто. Когда мы только приехали в Париж, по рекомендации папиных друзей пошли за ссудой в «русский банк». Так здесь называют банк господина Жданова. Там я познакомилась с несколькими милыми русскими людьми и с их слов поняла, что так или иначе здесь крутится весь русский Париж. Не только постоянно живущие во Франции, но и приезжие. Вот, собственно, и все.
– Но ты ведь хорошо знала, кто я. Зачем мне светиться в этом белогвардейском гнезде?
– Я подумала, ты вряд ли приедешь сюда нелегалом. Значит, у тебя будет… как это у вас называется… легенда. С нею ты вполне можешь иметь какие-то дела с господином Ждановым. С ним все русские имеют какие-либо дела. Так я подумала, – виновато оправдывалась Таня. – Сказала, что ты капитан и что я тебя люблю. Ну как еще я могла тебя отыскать?
– Ладно! Что жалеть о том, что сделано? Его уже не переделаешь. Посмотрим, что будет дальше.
– Все будет хорошо, – убежденно сказала Таня. – Вот увидишь. Я везучая.
Павел ничего на это ей не ответил. Лишь скупо улыбнулся.
Так, разговаривая, они дошли до подножия холма, на вершине которого стояла мельница. На площадку, к мельнице, подниматься не стали. Им, праздным бездельникам, показалось неуместным оказаться среди людей, ворочающих тяжелые мешки с зерном и мукой. Среди этих припорошенных белым людей они будут выделяться как павлины на куриной птицеферме.
Стоя внизу, они с интересом рассматривали серое, выгоревшее за долгие годы на солнце, продутое ветрами и омытое проливными дождями дерево мельницы. Она неутомимо размахивала крыльями, эта родная сестра таких же вологодских мельниц. Она поскрипывала и потрескивала всеми своими сочленениями, словно тихо жаловалась на свою нелегкую долю.
Они еще долго, взявшись за руки, гуляли по окрестностям, ставшей на время их домом милой деревушки Флёри-ан-Бьер. Отыскали настоящую речку, не широкую, но, во всяком случае, в ней можно было даже поплавать.
Солнце уже перевалило за полдень и хорошо грело.
– Искупаемся? – спросил Павел.
– Да, – охотно откликнулась Таня, и тут же погрустнела. – Но…
– Что?
– Я не взяла с собой ничего пляжного.
– А давай так: я буду купаться вон там, за теми кустами, – осенило Павла. – А ты здесь.
Вода и здесь была такая же холодная, как в том ручье. Видимо, он и питал своей прохладой эту речку. Они весело плескались. Павел подплыл к месту, где купалась Таня.
– Только, чур! Не приближайся! – приказала Таня.
– Не приближаюсь! – Павел нырнул, и вскоре был уже возле Тани. Под водой ухватил ее за ногу.
– Сумасшедший! Я же действительно не умею плавать! – что есть силы закричала она.
Он на мгновенье вынырнул, схватил глоток воздуха и снова исчез под водой. Всплыл он вдали, возле кустов, где разделся.
– Ты красивая! – издали прокричал он. – Ты очень красивая!
– А ты бессовестный! – нарочито сердито отозвалась Таня.
Потом они обсыхали, лежа на прибрежном песке. Таня накинула на себя платье, оно прилипло к ее мокрому телу, и она дрожала.
Павел обнял ее, прикрыл от легкого, но уже знобкого осеннего ветерка.
– Так теплее? – спросил он.
Она не ответила. Задумчиво пересыпала с горсти в горсть мелкий речной песок.
Так провели они еще один день. И еще. Утром, после завтрака, уходили исследовать свою деревушку Флёри-ан-Бьер. И открыли в ней много интересного: старинный замок, озеро, в которое он гляделся вот уже несколько веков, парк, каналы.
Немногим отличалась и соседняя деревня Сели-ан-Бьер. Только здешний замок Куранс был красивее и древнее, платановый парк больше, каналы шире и глубже.
Взявшись за руки, они гуляли по парку, любовались его каналами, скульптурами дельфинов и каменных купальщиц.
Таня упросила Павла зайти в замковую церковь Сент-Этьен, постояли здесь в каменной прохладе.
Откуда-то с высоты на них тихо струилась умиротворяющая органная музыка.
Таня отпустила руку Павла, за которую все время держалась. Краем глаза он заметил, что ее губы беззвучно шевелятся. Затем она, едва заметно, мелко перекрестилась.
Когда они снова вышли на солнце, она сказала:
– Я помолилась, чтобы мы больше никогда не расставались.
– Ты ведь знаешь, что это невозможно. И никакой бог не в силах это изменить.
– Бог, он все может, – возразила Таня. – Но я так его попросила: «Господи, если по каким-то твоим причинам сейчас это невозможно, сделай так, чтобы мы вскоре еще встретились и уже больше никогда не расставались».
– Глупенькая ты моя, – ласково сказал он.
– Я знаю, вы, большевики, все атеисты. Ни во что не верите, – она подняла на него свои большие карие
