глаза. – А ты – верь! Я знаю, вам запрещают верить. Ленин запретил, или кто там еще. А ты через «нельзя» верь! Никому это не показывай, просто душой, сердцем – верь! – умоляюще шептала она. – Я тоже буду молиться за тебя, за нас. И все сбудется. Обязательно сбудется. Только верь.
Глава одиннадцатая
В Флёри-ан-Бьер они вернулись в сумерках, и еще издали увидели стоящий у ворот знакомый «фиат».
– Кажется, наше время уже истекло, – грустно сказал Павел.
– Нет-нет! Илья Кузьмич обещал мне четыре дня, – со слезой в голосе капризно пролепетала Таня.
– К сожалению, они уже уплыли.
– Я считала. У нас еще восемнадцать часов, – настаивала Таня.
– Они тоже прошли. Ты ошиблась, девочка. Ровно на один день.
– Нет. Вот посмотришь: Илья Кузьмич приехал, чтобы просто проведать нас.
Во дворе их ждали все трое: Елизавета Кузьминична, Жан-Марк и сам Болотов. По тому, как молчаливо и печально они их встретили, и Павел и Наташа поняли: им предстояло вернуться в Париж.
– Я должен был приехать за вами еще вчера, – сказал он, словно бы оправдываясь. – Но я взял грех на душу, соврал, что автомобиль не в порядке.
– Что-то случилось? – спросил Павел.
– Как сказать. Есть кое-какие новости, – уклончиво ответил Болотов. – Словом, ты нужен в Париже.
Таня безмолвно слушала их разговор, и по ее щекам катились слезы.
Елизавета Кузьминична обняла ее за талию, тихо сказала:
– Пойдем, девонька, собираться. Такая у нас бабья доля: провожать да встречать.
В Париж они добежали часа за полтора. Болотов все время молчал либо говорил на какие-то посторонние темы: про дорогу, про погоду. Павел понял: новость, которую он привез с собой, не для посторонних ушей.
Таня всю дорогу держала Павла за руку, время от времени к нему прижималась и с тихой надеждой шептала:
– Ты любишь меня? Мы еще увидимся здесь, в Париже? Правда?
Вместо ответа Павел молча гладил ее руку. Что он мог ей пообещать? Быть может, уже завтра его не будет здесь. Да и не с руки ему эти пешие прогулки по Парижу. Вон сколько знакомых встретил он здесь! Фролова, Миронова, Таню! Ладно, эти – свои, их не нужно опасаться. Но ведь здесь, по этим улицам, вернувшись из командировки в Россию, не сегодня-завтра вновь будет ходить полковник Щукин. Не исключена также его встреча с Микки Уваровым, который часто навещает Париж по служебным делам. И все эти случайные встречи могут для Павла закончиться печально.
– Не знаю, – искренне ответил ей Павел. – Я очень тебя люблю, и ни на день не хотел бы с тобой расставаться. Или, на крайний случай, хотя бы изредка с тобой видеться. Но, к сожалению, не все в моей власти.
– Дай мне хоть знать, если тебе придется уехать, – попросила она.
Все время молчавший, но слышавший весь их разговор Болотов, сказал:
– Если Павел Андреевич внезапно покинет Париж, я вас об этом извещу. Но будем надеяться, что вы еще встретитесь.
– Я вам очень благодарна, – ответила Таня и, немного помолчав, добавила: – За все. За ваше участие.
– Да чего уж там! – смутился Болотов. – Разве не понимаю. Сам еще совсем недавно был молодым.
На рю Колизе Болотов остановил «фиат».
– Не хочу возле самого дома, – пояснил он. – На всякий случай.
Таня тепло попрощалась в Болотовым.
Павел взял из автомобиля ее сумку, пошел ее проводить. Идя рядом, она снова и снова, как заклинание, повторяла:
– Пожалуйста, не забывай меня! Я очень тебя люблю! Не забывай!.. Господи, неужели ты не услышишь мои молитвы?
Потом она остановилась.
– Дальше не надо. Вон там я живу, – она показала ничем не примечательный дом с высокими венецианскими окнами на первом этаже. – У нас небольшая квартирка.
Они еще раз обнялись. Она целовала его и, навзрыд плача, приговаривала:
– Я буду ждать! Я буду очень тебя ждать!
Перейдя через пустынную в эту ночную пору улицу, она остановилась в световом овале под фонарем, обернулась, что-то сказала Павлу.
Он не расслышал.
Тогда она показала рукой: «уходи».
Он вернулся к автомобилю, а она все стояла и глядела ему вслед. И когда автомобиль проезжал мимо ее дома, она все еще продолжала стоять, прислонившись к стене своего дома. Когда они поравнялись, она взмахнула им рукой.
– Ну и куда теперь? – спросил Кольцов, когда ее дом уже исчез за поворотом.
– Туда же, на Маркс-Дормуа.
– Почему вы не говорите о том, ради чего за мной приехали. Что случилось?
– Нашелся Миронов.
– И вы до сих пор молчали! – упрекнул Болотова Павел. – Что он говорит? Какие у него новости?
– Никаких.
– Как это: никаких?
– Так. Ни-ка-ких. Нашел его я. Уже ни во что не веря, я в очередной раз зашел в ваше кафе и увидел человека, по приметам похожего на него. Подходить не стал. Осторожно понаблюдал за кафе. Он сидел там еще больше часа. Ни с кем не общался, явно кого-то ждал. Потом пошел через пустырь в сторону Монтрее. Я огляделся, вроде нигде никого. Один идет. Окликнул его на русском языке. Он остановился. Я спросил, не он ли Миронов? Он так подозрительно на меня посмотрел, и сказал: «Ну, допустим. Что вам надо?» Я ему отвечаю: «Ничего. Вас уже больше недели разыскивает один ваш знакомый», – обстоятельно отчитывался Болотов. – Вашу фамилию я не назвал. Мало ли что.
Нетерпение Кольцова зашкалило за все мыслимые отметки:
– К чему все эти подробности! – почти закричал он. – Саквояж! Он нашел саквояж?
– Откуда я знаю?
– Но вы же с ним разговаривали!
– Я не смог ничего из него выдавить. Он был молчалив, как египетская мумия.
– И вы его отпустили?
– А что я мог сделать?
– Ну хоть что-то же он сказал?
– Сказал. Ну да. Сказал: «Кто меня ищет, тот знает, где меня найти». И все. И ушел. Надеюсь, завтра он снова появится в том вашем кафе.
– Какое «завтра»? Я до завтра не доживу! – взволнованно сказал Павел. – Поворачивайте, едем в Монтрее.
– Нормальные люди в эту пору уже досматривают второй сон, – проворчал Болотов, но все же притормозил и стал разворачиваться.
Только знакомыми ему улочками Илья Кузьмич выехал на бульвар Вольтера, по нему – до площади Наций, и затем до Монтрее. Всю дорогу он угрюмо молчал, выказывая свое недовольство сумасбродством Кольцова и этим, с его точки зрения, бессмысленным ночным путешествием.
На окраине Монтрее Болотов сухо спросил:
– Ну, и куда теперь?
Павел пристально вглядывался в тускло освещенную улицу. Ему казалось, он хорошо запомнил путь к кинофабрике и надеялся либо там застать Миронова, или у кого-то узнать его домашний адрес. Но сейчас, в ночной темноте, он никак не мог сориентироваться. И, наконец, сказал Болотову:
– Надо бы у прохожих спросить, как проехать к кинофабрике.
