Пересекли Верхнегородскую улицу, добрались до Степиной набережной, где еще недавно сидела одинокая добрая дворняга, которую любил весь город, а чуть позже – выгнанный с работы Мартиков, которого не любил никто. Ненадолго остановились на Старом мосту, каждый припоминал свое. Много всего было связано с мостом – хорошего и плохого.
Дивер напряженно вглядывался сквозь завесу снега вперед.
– Вы видите? – спросил он.
– Что же не видеть, горят огоньки... – сказал Степан, – электричества нет, а они все равно горят. Сейчас плохо видно, но как стемнеет, издалека различим.
Два красных огня на вершине заводской дымовой трубы пронизывали кружащую метель багровым сигнальным светом. Что они сигнализировали сейчас? Опасность или, напротив, призыв?
Молча Дивер пошагал через мост, остальные цепочкой потянулись за ним. Рассеянный свет потихоньку угасал – продержался он от силы полтора часа, как во время полярной ночи.
С моста на Береговую Кромку, с нее на Змейку – дружно покосились налево, в глухой заснеженный переулок. Но нет – один раз убитый морок уже не мог восстать вновь – два сугроба виднелись в конце переулка, «фольксваген» Мартикова все так же надежно прижимал к стене битый «сааб», как бойцовый пес, что даже после смерти, так и не разжав челюстей, удерживает противника.
Со Змейки на Звонническую, оставив справа массивное здание дома культуры. Здесь был первый бой и первый звонок людской одержимости, и зря не последовал Влад совету Дивера и не покинул превращающийся в заледенелую ловушку родной город. Хотя тогда, жарким солнечным летом, иногда казалось, что зимы не настанет вовсе – чувство, свойственное по большей части лишь детям.
Вверх – по Покаянной, сквозь старые трущобные районы к заводу. Их никто не задержал, никто не встал на пути, и даже вездесущие группы курьеров, похоже, приказали долго жить. Скорее всего, их дорогие машины уже просто не пробивались сквозь наметенные сугробы снега.
Наконец в городе стало безопасно. Исчезли люди, исчезли ловцы удачи, что следуют, как акулы, за каждым общественным потрясением, пропали чудища и монстры, после того как ушли те, кого они должны были настигнуть и чьим воображением были порождены. Испарились собаки и кошки, городские птицы, привыкшие находить корм в мусорных баках, исчезли тоже, повинуясь жесткому естественному отбору. Лишь крысы да тараканы остались в этих угрюмых многоэтажных коробках.
И луна осталась та же – вновь почти круглая, яркая, как все городские фонари. Мартиков смотрел на нее и любовался. Впервые без пробуждающихся диких звериных инстинктов.
Впереди замаячил внешний периметр.
– Нас будут ждать, Никита? – спросил Влад. Тот мотнул головой:
– Нас никто не ждет. Они нас не чуют, понимаете – только догадываются, что мы есть. Может быть – будет капкан.
Влад представил себе исполинскую, блестящую хромом стальную ловушку. На кого капкан? На них? А почему тогда пружина такова, что может захватить даже слона?
– Идем медленно, смотрим... – коротко сказал Дивер.
Они миновали внешний периметр, остановились, внимательно осматривая заснеженные корпуса. Тут ветер гулял вовсю, подхватывал падающий снег и нес его параллельно земле, наметая закругленные дюны с острыми гребнями. Справа виднелись массивные строения цехов, похожие сейчас на квадратных очертаний сизые скалы.
Тут и там торчали причудливые металлические конструкции, похожие одновременно на обратившиеся в ржавую сталь растения и скрюченные в последнем усилии нечеловеческие конечности.
Продвигались медленно, ветер бросал в лица снег, слепил глаза, а приходилось еще и тащить за собой Хонорова и сильно хромающего со времен боя с Босхом Мельникова. Наверное, со стороны они выглядели как солдаты битой армии, нестройно бредущие в плен.
Ближе к середине завода наткнулись на маленький дизельный локомотив, вырастающий из-под снега наподобие концептуальной, крашенной в желто-черный цвет скульптуры. Рельс было не видать, но они наверняка уходили прямо в широко распахнутые двери цеха номер один. Проходя мимо, Влад заглянул внутрь.
Там царила непроглядная тьма, лишь изредка нарушаемая стальными проблесками.
– Быстрее! – сказал Никита. – Смотрят...
– Да кто смотрит, – возмутил Степан, – безлюдье же!
– Это не люди.
За вторым цехом замаячил внутренний периметр с сохранившейся еще на белокаменной стене ржавой, свитой кольцами колючкой. Ворота внутрь были прикрыты и до половины завалены снегом – зато широко распахнута дверь проходного пункта. Железная створка тихо поскрипывала на ветру.
Никита уверенно поднялся на три ступени внутрь проходной, заглянул внутрь.
Визжащая надрывно волосатая тварь возникла из помещения. Трифонов с криком отпрянул, запнулся и повалился в снег. Дивер в панике придавил курок – и автомат плюнул короткой очередью, разукрасив входную дверь цепочкой идеально круглых пулевых отверстий. Евлампий громко кричал что-то бессвязное, и крутил головой.
Тот, из проходной, нападать не стал, по крутой дуге обогнул шокированную группу и бросился бежать прочь, невнятно подвывая. Севрюк с гримасой ярости уже целился ему в спину. Влад подошел, придавил ствол автомата к земле.
– Не стреляй. Разве не видишь – это отверженный?
– Дегенерат! – выдохнул Дивер, провожая взглядом убегающую фигуру.
– Почему стреляли? – визгливо вопрошал Хоноров, вызывая острое желание ткнуть его лицом в снег. –
