сипуху.
Без трех минут шесть. Я направлялась наверх, чтобы принять душ, когда зазвонил телефон. Приготовилась услышать, что меня вызывают по той причине, что на шоссе A35 сбили очередную косулю.
– Мисс Беннинг? Это мисс Беннинг, ветеринар? – Звонила молодая женщина. Очень взволнованная молодая женщина.
– Да, это я, – ответила я, гадая, удастся ли мне все же принять душ.
– Это Линси Хьюстон. Ваша соседка. Из второго дома. В детской кроватке, где спит моя малютка, – змея. Я не знаю, что делать. Черт возьми, я совершенно не знаю, что мне делать! – С каждым словом ее голос звучал все громче и громче, казалось, она уже на грани истерики.
– Вы ничего не путаете? – Глупый вопрос, знаю, но ведь не каждый день слышишь о том, что в детской кроватке нашли змею.
– Я ничего не путаю! Я сейчас смотрю прямо на нее. Что, черт возьми, мне делать?
Она уже срывалась на крик.
– Сохраняйте спокойствие и не делайте резких движений. – Я же при этом двигалась молниеносно – вылетела из дома, схватив ключи от машины, открыла брелком багажник, нырнула внутрь. – Вы думаете, змея укусила малышку?
К своему удивлению, я вспомнила, что ребенок – девочка. Несколько недель назад я видела, что их дом был украшен розовыми шариками.
– Не знаю. Думаю, она спит. Боже, а если не спит?
– Какого цвета ее кожа? Вы видите, она дышит? – Я выхватила пару вещей из багажника машины и поспешила вверх по холму.
Дом Хьюстонов был в пределах моей видимости: красивый, выкрашенный в белый цвет домик стоял в начале переулка. их семья недавно переехала из города, они прожили здесь всего пару недель, но, пожалуй, я припоминала, как выглядит мать: приблизительно моего возраста, высокая, с длинными, до плеч, светлыми волосами. Раньше мы с ней никогда не разговаривали.
– Да, вижу. И кожа у нее розовенькая. Вы можете прийти? Пожалуйста, пообещайте, что придете.
– Уже бегу. Самое главное – не испугать змею. Не делайте ничего, что могло бы ее потревожить.
Я толкнула ворота и побежала по тропинке к входным дверям. Заперто. Я побежала вокруг дома, направляясь к черному ходу. Телефон я отнесла слишком далеко от базы, поэтому он начал пищать. Я отключила его и толкнула дверь.
Я оказалась внутри светлой современной кухни. Для дома, где есть грудной ребенок, здесь было на удивление опрятно. Я положила телефон на стол и пошла по коридору на голос, доносившийся сверху. Подходя к лестнице, я заметила грязные мокрые следы на совершенно чистом кафельном полу. Мое внимание привлек знакомый писк. Повернув голову направо, я заметила в маленькой подсобке инкубатор для цыплят. Семья разводит кур.
– Я уже в доме, – негромко произнесла я.
Когда я поднялась по лестнице, в дальнем конце коридора увидела белое от испуга лицо, высунувшееся в проем двери. Женщина сделала мне знак, и я направилась к ней. Она отступила, пропуская меня в комнату.
Я оказалась в маленькой розово-бежевой спальне, расположенной под крышей. Несущие балки чернели на фоне белых оштукатуренных стен. Розовая штора с изображением фей и грибов обрамляла маленькое окно в глубоком проеме. Куда ни кинь взгляд – везде мягкие игрушки, в основном розовые. Вдоль длинной стены стояла детская кроватка, колыбелька сказочной маленькой принцессы: вся в бежевых кружевах и розовых рюшах. Я подошла ближе, все еще теша себя надеждой, которая родилась, когда я подняла трубку, змея – игрушечная, над мамой зло подшутил кто-то из старших детей.
Малютка, просто крошечный ангелочек в белом комбинезончике с вышитыми розовыми кроликами, мирно спала. Ее рот был приоткрыт. Я увидела самый милый курносый носик, длинные ресницы и едва заметные следы молока на щечках. Кулачки сжаты, ручки подняты над головой – классическая поза спящего младенца. Она выглядела совершенно здоровой. Правда, делила постельку с ядовитой змеей, готовой ужалить в любой момент, чуть ребенок шевельнется.
2
Удивительное дело: несмотря на шум, поднятый матерью, казалось, что змея тоже спит. Она лежала, пригревшись на груди у ребенка, вытянув голову, свернувшись до половины в клубок. Змея была длиной где-то сантиметров тридцать пять и в самой широкой части тела в окружности имела восемь с половиной сантиметров. Уже не молодая особь.
С моим приходом мать немного успокоилась, но все еще могла в любой момент запаниковать.
– Я решила, что это уж, – сообщила она громким шепотом, – но не могу сказать наверняка. Ужи бывают темно-серые, верно?
Я уже натягивала свои перчатки из грубой кожи длиной выше локтя – они защищали меня от укусов диких млекопитающих куда крупнее этой змеи: барсуков, лисиц и прочих. Раньше я никогда не пользовалась этими перчатками, имея дело со змеями.
– Это не уж. Мне нужно, чтобы вы оставались на месте и не шевелились. Не делайте никаких резких движений, не издавайте громких звуков.
– Черт, но это же не гадюка, нет? Того мужчину, который живет на главной улице, – его на прошлой неделе укусила гадюка. Говорят, он очень плох.
Я подошла ближе. Я не слышала, чтобы кого-то укусила змея, но эта новость непосредственно меня не касалась.
– Он поправится, – начала я. – От укуса гадюки…
И прикусила язык. Я хотела сказать, что взрослый здоровый человек не может умереть от укуса гадюки, но в данном случае это было совершенно неуместно и бестактно. Последним, кто в Великобритании погиб от укуса змеи, был пятилетний ребенок. Младенца же после укуса взрослой гадюки мы не успеем и до больницы довезти.
– Пожалуйста, сейчас помолчите.
– Что мне делать? Может, вызвать «скорую помощь»?
Молчать она не умела. Пусть лучше уйдет из комнаты.
– Да, спуститесь вниз, молча. Объясните им ситуацию, скажите, что ребенку может срочно понадобиться помощь. Они должны быть готовы к реанимации грудного ребенка.
Она неохотно вышла из комнаты, а я подошла еще ближе к кроватке. Ноги не слушались, а руки в плотных перчатках дрожали. Давненько же я так не боялась животных! Я входила в клетки с тиграми и обрабатывала напильником ногти слона. Вводила успокоительное обезумевшим от боли барсукам и помогала отелиться буйволице. Я изведала и волнение, и азарт. И не раз. У меня случались нервные припадки, но страх я испытывала очень редко.
А вот сейчас я боялась – боялась за невинного младенца, который лежал всего в метре от меня. Боялась за малышку, смотревшую свои мирные детские сны о молоке и маминой ласке. Боялась из-за гада, свернувшегося на ее животике, высасывающего, словно паразит, ее тепло, и смертельно опасного. Змеиный яд – сложное вещество, предназначенное для того, чтобы обездвижить, убить, а после этого еще и помочь переварить жертву. Если бы эту кроху укусила змея, за считанные минуты антикоагулянты, содержащиеся в яде гадюки, начали бы препятствовать свертываемости крови, и место укуса продолжало бы кровоточить. Девочка страдала бы от нестерпимой боли, а болевой шок может привести к смерти. Спустя некоторое время расщепляющие ферменты стали бы разлагать ткани тела, началось бы обильное кровоизлияние. В конечном итоге ее плоть разбухла бы, кожа стала бы синюшной, багровой и даже черной.
И все это лишь от одного укуса. Достаточно внезапного, молниеносного броска – и малютке, которая и пожить-то еще не успела, пришел бы конец. Даже если бы малышке и удалось выжить, последствия были бы ужасными.
И ничего с этим не поделаешь.
Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Змея продолжала спать, а девочка – о, нет, нет, нет! – начала просыпаться. Она стала что-то бормотать, потягиваться и изгибаться. Если она хоть каплю похожа на моих племянниц в детстве, через мгновение после пробуждения она поймет, что хочет есть откроет рот и
