— Ты что, дурак? — бросил Кармело.
— Самолеты! — воскликнул я. — Видно, опять война началась.
— Час от часу не легче!
— Это мухи, — хохотнул мой брат.
Непонятный звук приближался и теперь уже напоминал не жужжание, а скрежет или шорох камней.
— Сами вы мухи! — сказал Кармело и сплюнул. — Неужто до сих пор не догадались? Это телеги.
Сын кузнеца не мог ошибиться, ведь он, можно сказать, родился под телегой. Агриппино смерил его недобрым взглядом и сжал кулаки.
— Значит, ты самый умный?
— Не заводись, — осадил его Тури. — У Зануды, что ли, набрался? Тот тоже вечно в бутылку лезет.
Теперь мы уже явственно различали скрип колес.
— Куда это они в такой час? — недоумевал Пузырь.
— А я знаю. Спорим! — с вызовом воскликнул Тури.
— Ну, говори, — сказал я.
— В Катанию. Время-то военное, в городе нынче продукты на вес золота.
Мы задумались. И правда, времена меняются. Наконец я нарушил молчание:
— Ну а мы куда?
Все загомонили разом. Пузырь и Карлик стояли за то, чтоб вернуться домой, а Тури с Обжорой решили ехать в Катанию следом за Нахалюгой и Марио. Я же мучился сомнениями: в Катанию хорошо бы, конечно, но что я буду делать в чужом городе, где никого не знаю?
Как только на дороге показались темные силуэты телег, Тури, Обжора и Золотничок в три прыжка очутились возле них.
— Счастливо оставаться, — объявили они.
— Эй вы, остановитесь! — крикнули мы возчикам.
Те схватились за ружья.
— Они нас за бандитов приняли! — воскликнул Чернявый.
— Да вы что, очумели, козлы! — завопил Обжора. — Земляков уже не признают!
— Меня зовут Агриппино Лаурия.
— А меня — Лоренцо Куддe, по прозвищу Пузырь.
— А меня Назарено Дифорти, в народе Карлик.
— А я — Кармело Бонавири.
Двое мужиков подошли к нам, выставив ружья.
— Ха-ха-ха! Вы что тут делаете, баламуты? Еще чуток, и мы б вас ухлопали. Разбойников-то нынче на дорогах — слыхали, поди?
Золотничок подскочил к одному из крестьян.
— Эй, дядюшка Яно, узнаешь меня?
— А-а, и ты здесь, мошенник?
Мы подошли к мулам: они злобно пыхтели, один даже взревел. Возчик огрел его кнутом по морде.
— Вот что, ребятки, — сказал нам Чиччо Каваллуччо, — ступайте-ка домой.
— Домой? Ну уж нет, — запротестовал Тури. — Мы с вами, в Катанию.
— Куда? — вылупил глаза Пеппино Чирмени.
Мулы сердито били копытами. От повозок, накрытых брезентом, пахло только что испеченным хлебом. Вокруг стояла тишина.
— Вы, видно, рехнулись, — проговорил дядюшка Яно. — До Катании целый день пути, да и на дорогах опасно. Случится что — потом отвечай за вас.
Мы встали посреди дороги, а Тури, Кармело и мой брат улеглись прямо на камни.
— Ну проезжайте, давите нас колесами, раз не берете с собой.
— Этого еще не хватало! — воскликнул Чиччо. — И впрямь лучше уж с бандитами воевать.
— А ну-ка всыплем им по первое число, — сказал Пеппино.
У нас над головой просвистел кнут.
— Возвращайтесь домой, хуже будет, — предупредил Яно.
— Дядюшка Яно, ну возьми нас, Христом богом прошу! — канючил Золотничок.
Мужики озадаченно чесали в затылке. Бланчифорте так вытянул Кармело по заду вожжами, что тот аж скорчился весь. А Чернявый, Карлик, Золотничок и я не долго думая прыгнули в повозку и уселись на мешки с хлебом.
— Черт с вами! — засмеялся Бланчифорте. — Поехали. Но учтите, мы в Катанию по делу едем.
Мы в ответ тоже заржали. Тури, мой брат и Кармело вскочили с земли и бросились к телегам. Крестьяне, нахлобучив поглубже шапки, укоризненно качали головами.
Мой брат сел рядом с Каваллуччо на переднее сиденье и взял вожжи.
— Но-о!
Мул потрусил по дороге. Карлик и Обжора попытались развязать мешок, но Чирмени грозно зыркнул на них:
— А ну не лезь! Хлеб на продажу.
Звезды стали меркнуть. Цокот копыт сливался со скрипом колес в мерном, убаюкивающем ритме. На небе неярко поблескивали звезды. Чернявый по своему обыкновению затянул было песню.
— Цыц! — прикрикнул дядюшка Яно.
— Жрать нельзя, петь нельзя, — буркнул Чернявый. — Так и со скуки помрешь.
— Взгляни-ка сюда! — Тури показал на обшивку повозки, испещренную какими-то неясными фигурами.
— А что там нарисовано? — спросил я.
— Видишь, это Ринальд, — объяснил Тури. — Он бросил воевать и живет отшельником в лесу.
— Не высовывайся — шею свернешь, — предупредил дядюшка Яно, видя, как я свесился с телеги, чтобы разглядеть Ринальда на закопченных досках.
Точно — Ринальд. Я узнал его по длинному остроконечному мечу, с которым он даже в лесу не расстался.
— А вон река и долина, видите? — заметил Золотничок.
Ринальд спускался к реке — то ли утолить жажду, то ли в поисках уединения.
— Поглядим, что с другой стороны, — сказал Тури.
Мы проползли по мешкам с недоступным для нас хлебом и перегнулись через другой край повозки. Весь рисунок был покрыт серебристыми штрихами, будто лунным сиянием.
— А это что такое? И не разберешь, — сказал я.
Яно все понукал мула, и тот пошел живее.
— Ну что, разглядели? — спросил Золотничок. — Это не луна, это тысячи мечей блестят на поле битвы. А черные пятна — лица и шлемы сарацин. Вон Родомонт у стен Парижа. А Орланд самый высокий из всех, он уже снес голову одному из неверных.
Мы и вправду различили осажденный Париж с множеством сарацинских шатров вокруг, над ними веяло поганое вражеское знамя с полумесяцем.
— И кто же победил? — спросил Чернявый. — Антифор, что ли?
— Нет, — сказал Тури. — Командовал паладинами Родомонт, его потом предательски убили. Видите, вон паладины выходят из ворот?
На рисунке вместо ворот зияли черные пятна, но ряды паладинов были видны отчетливо. Похоже, в лагере царило большое волнение, даже женщины вышли на крепостные стены.
— И не надоело вам? — Дядюшка Яно, усталый, прилег на мешок с хлебом.
Впереди замаячили во тьме крыши Палагонии. Каваллуччо, сидевший на козлах, подергивал вожжи, чтобы мул не спал на ходу. Сзади о чем-то шептались Обжора, Пузырь, и Кармело.
— О чем вы там толкуете? — спросил я.
