стремлении к «умеренности».
Правильно сказал Мюллер: пора им об этом напомнить.
Форстер внимательно изучал своего подчиненного: соображает он хорошо, вот только раздражает его самонадеянность. Верно сказано в Писании: гордыня открывает уши нашептываниям сатаны. Хорошо бы немного его окоротить, задать ему перца. Так, для острастки. Чтоб знал, кто в доме хозяин.
Он принялся разглаживать помятые листы, с силой нажимая на них.
— Вы умны, Мюллер. Но надеюсь, у вас все же хватит ума не использовать это в своих целях?
Мюллер похолодел.
— Так точно, господин министр. Я предан… предан вам и нашему делу!
Улыбка Форстера стала шире, хотя так и не коснулась его глаз.
— Конечно, я никогда в этом не сомневался. — Он свернул план операции «Нарушенный договор» и убрал его в стол. — Хейманс назначил экстренную встречу кабинета в Кейптауне, чтобы обсудить текущие вопросы внешней политики. Возможно, я прихвачу с собой этот принесенный вами маленький сувенир, чтобы задать верный тон завтрашней дискуссии. А пока, Мюллер, я хотел бы, чтобы это дело осталось сугубо между нами. Вы меня поняли?
Мюллер кивнул.
— У вас единственный отпечатанный экземпляр, господин министр. Негативы я запер у себя в сейфе.
— Кто-нибудь еще их видел?
— Только техник, проявлявший пленку, но я уже взял с него подписку о неразглашении. — Мюллер поднял красиво очерченную бровь. — Я уверен, господин министр, ему можно доверять. Он один из наших «друзей».
Форстер хорошо знал, что Мюллер подразумевает под словом «друг». Речь шла об «Африканер Вирстандбевихэн», Африканерском движении сопротивления. АДС[6] существовало для того, чтобы обеспечивать в ЮАР неизменное господство такой системы, при которой власть принадлежит только белым, причем исключительно бурам. Всенародно известные лидеры этой организации устраивали демонстрации вооруженных фанатиков и имели военизированный отряд коричневых под названием «Брандваг», что в переводе с африкаанс[7] означало «Часовой». В их проповедях сочетались воинственный национализм и звериная ненависть к тем, кого они считали опасными «отщепенцами»: к черным, индийцам, цветным, евреям и даже белым англо-саксонского происхождения. И хотя правящая Националистическая партия официально запретила АДС как ультраправую экстремистскую организацию, количество членов ее неуклонно росло. Каждый шаг Националистической партии в сторону политической и расовой умеренности вызывал новый прилив сторонников в АДС.
Но мало кто знал, что в рамках АДС существует своя, гораздо более зловещая организация, члены которой были внедрены в южноафриканскую политическую и военную элиту. Эти люди не посещали митингов АДС и не выставляли свои кандидатуры на выборах, но все разделяли ее доктрину богоданного, управляемого белыми государства. Большинство из них одновременно являлись членами Националистической партии и даже «Брудербонда»[8], самостоятельной, весьма многочисленной и законспирированной организации, составляющей часть африканерской системы власти.
Так что, глядя на ЮАР, мир видел, что ею правит Националистическая партия. В свою очередь, жители страны, глядя на Националистическую партию, видели, что ею руководит старающийся остаться в тени «Брудербонд». Но глубоко в недрах «Брудербонда» находился жесткий костяк — люди, преданные только АДС и лично Карлу Форстеру, их подлинному лидеру.
Мюллер ушел, а Форстер продолжал молча размышлять, какие перспективы открываются перед ним с Божьей помощью и стараниями капитана Рольфа Беккера.
Фредерик Хейманс, президент и премьер-министр Южно-Африканской Республики, бросил через стол гневный взгляд на министра правопорядка.
Не он назначал Форстера на этот пост: его навязало президенту консервативное крыло Националистической партии, желающее быть уверенным, что безопасность страны находится в надежных, по их мнению, руках. С тех пор он был для президента постоянной головной болью: сначала он никак не желал согласиться с разработанной кабинетом политикой, а теперь откровенно саботировал ее проведение.
— Эта ваша маленькая зимбабвийская авантюра, Форстер, слишком дорого нам обошлась. Мне трудно поверить, что вы могли так неосмотрительно поступить!
За столом закивали в знак согласия. Мало кто из членов кабинета симпатизировал Форстеру или доверял ему. И уж совсем никто не видел смысла в том, чтобы противоречить президенту и своему партийному лидеру.
Форстер покраснел.
— Вы неправы и сами прекрасно это знаете! Мы ничего не потеряли, а вот приобрели…
— Ничего не потеряли? — перебил его президент. — Результаты таких трудных многомесячных переговоров вот-вот пойдут насмарку, а у вас язык поворачивается сказать такое! Нам как воздух необходимы эти переговоры с АНК и другими организациями черных африканцев! И мы должны поддерживать добрососедские отношения с приграничными государствами!
— Вы опять говорите ерунду! — Кулак Форстера обрушился на стол. — Эти переговоры, о которых вам доставляет явное удовольствие напоминать, ничего хорошего не принесли. Более того, теперь террористы АНК открыто потрясают оружием и нагло смеются полицейским в лицо. Уверяю вас, что мы ни в коем случае не должны были выпускать из тюрьмы этих голозадых коммунистических недоумков! Что же касается Зимбабве и остальных… ха! — Остальные аргументы Хейманса он отмел презрительным взмахом руки. — У этих так называемых прифронтовых государств нет ничего, в чем мы бы нуждались. Если мы будем продолжать демонстрировать силу, они приползут к нам на брюхе и будут просить у нас подаяния, как делали всегда!
Ответом ему было гробовое молчание, которое прервал министр иностранных дел.
— Я согласен с тем, что переговоры не дали практических результатов…
— Значит, вы признаете мою правоту? — Форстер поймал его на слове.
— Нет. — На интеллигентном лице министра иностранных дел явно проступило раздражение, хотя обычно он умел хорошо скрывать свои чувства. — Переговоры с руководством АНК и другими лидерами черного большинства имели огромное символическое значение, как для черных африканцев в нашей стране, так и для ведущих мировых держав. Они продемонстрировали наше намерение продолжать столь необходимые реформы. И честно говоря, господа, мы должны в ближайшее время достичь существенного прогресса, если хотим, чтобы наша экономика оставалась на плаву.
Все сразу заговорили, выражая одобрение. Инфляция, безработица и бюджетный дефицит росли катастрофическими темпами. Только слепой мог не видеть призрак надвигающейся экономической катастрофы. Сложный комплекс скрытых причин этой неминуемой беды был понятен всем присутствующим.
Доведенные до отчаяния тяжелыми условиями труда и политическим господством белого меньшинства, национальные профсоюзы, где заправляли черные лидеры, провели ряд забастовок, причинивших экономике серьезный ущерб. А тем временем продолжающиеся приграничные конфликты вынудили ЮАР призвать на действительную военную службу большое количество резервистов, что истощало как экономику, так и государственную казну. Но хуже всего, что международные банки и финансовые организации, опасаясь иметь дело с нестабильным репрессивным режимом, выказывали все меньше желания делать финансовые вливания в экономику ЮАР.
Вступая в должность в этой неблагоприятной ситуации, Хейманс со своим кабинетом провел ряд реформ. Например, отменил последние остатки «пещерного» апартеида — законы, запрещавшие межрасовые браки, ограничивавшие движение черных за свои права и всячески поддерживавшие сегрегацию в виде пляжей, ресторанов, парков и автобусов «только для белых». Он предпринял шаги для нормализации отношений с соседними странами и даже освободил из тюрьмы томившихся там лидеров АНК,
