плечу и неотрывно глядя в небо, туда, где робко теплилась тонкая полоска зари. – Про нашу любовь, про этот рассвет…
– Хорошо, – покладисто кивнул головой Ник. – Слушай:
Мария обернулась, её глаза были наполнены безграничным счастьем и сияли – куда там хвалёным алмазам из тайных кладовых ГОХРАНа. Она прильнула горячими и нежными губами к его жёстким и обветренным губам. Время, словно бы споткнувшись о невидимую преграду, остановилось и замерло…
А потом Ник вспомнил о своей вечерней задумке с жёлтой розой. Почему вспомнил? Просто он очень и очень серьёзно относился к своим странным снам – о неведомых Заброшенных Крышах. Словно бы предчувствуя, что эти сны – в самом ближайшем времени – окажут неизгладимое влияние на течение его Судьбы. Или, наоборот, его Судьба, ведомая непонятными Силами, устремится вслед за снами…
«Так она, то есть, роза, наверняка, так и осталась лежать на приборном щитке «Ауди», – недовольно прошелестел сонный внутренний голос. – «Хотя, быть может…».
Он достал из багажника «Мазды» кожаную сумку, поставил на землю, расстегнул молнию и радостно улыбнулся: жёлтая роза лежала на самом верху, поверх угольно-чёрного парика Аделаиды Макаровны.
– Какой же Иван Иванович у нас предусмотрительный и аккуратный! – по-доброму удивился Ник. – Впрочем, так бойцам невидимого фронта и положено. Взять, к примеру, незабвенного штандартенфюрера Штирлица, в смысле, Исаева Максима Максимовича. Если бы не его врождённая педантичность и отменная память, то вся та история могла бы завершиться печально до невозможности. Да и симпатичная радистка Кэт – вместе с грудным младенцем – погибла бы…. А роза-то совсем и не завяла! Смотрится так, как будто её срезали с клумбы минут семь-десять назад. Итак, что теперь? Кажется, я должен торжественно вручить Марьяне розу и попросить, чтобы она…
– Что ты там бормочешь себе под нос, увалень белобрысый? – непринуждённо и весело засмеялась жена. – Общаешься с речными духами, или читаешь утреннюю молитву?
– Что-то вроде того…. Я вчера купил тебе маленький подарок, да вот, за всеми этими хлопотами, отдать забыл.
– Подарок? Мне? Ну-ка, ну-ка, интересно…. Какая прелесть! Неземная красотища! – Мария бесконечно осторожно взяла цветок в ладони, оглядев со всех сторон, аккуратно, почти не дыша, воткнула короткий черенок розы в свои растрёпанные со сна чёрные волосы и, нежно посмотрев на Ника счастливыми серыми глазами, громко объявила: – Я люблю тебя! Немедленно обними и поцелуй!
А ещё через некоторый временной промежуток Матильда, указывая тоненьким пальчиком на восток, восторженно охнула:
– Коля! Посмотри на это чудо! Невероятно! Первый раз вижу такое!
Рядом с утренним, светло-жёлтым и откровенно ленивым солнышком на безоблачном небе пылала – семью классическими цветами – широкая, неправдоподобно яркая радуга.
– Это Анхелина Томпсон передаёт нам свой пламенный привет, – пояснил Ник. – А также благословляет на долгую и счастливую жизнь. Совместную, естественно, бок о бок, до гробовой доски. Сейчас, милая, я расскажу тебе, одну старинную, безумно красивую легенду.…Впрочем, очевидно, придётся на время отложить это увлекательное повествование. В сторону! Бежим! – крепко схватил жену за руку и потащил в сторону…
Водная речная гладь неожиданно, почти мгновенно, покрылась белым панцирем зимнего толстого льда, над которым порывистый северный ветерок нёс – широким фронтом, одну за другой – гривастые снежные волны. И, сквозь эти призрачно-белые волны, к берегу приближались две собачьи упряжки.
Забежав за ближайшее складское здание-развалюху, они остановились, прижавшись спинами к щербатой кирпичной стене.
– Что, собственно, происходит? – обеспокоенно выдохнула Марьяна. – Подумаешь, две алюминиевые моторные лодки проплывают мимо…. Ты, дорогой, не перестраховываешься, часом?
– Ни капли! В том смысле, что я-то вижу – совсем даже и не лодки. А, наоборот, собачьи упряжки – из бессмертных произведений великого Джека Лондона…
– Тогда другое дело! – покладисто согласилась жена. – Может, отбежим подальше от берега? Например, вон к тому низенькому бараку, обшитому подгнившими досками?
Ответить Ник не успел: совсем рядом прогремел сильный взрыв, пахнуло горящим бензином, значительно посветлело от поднявшегося в небо – за кирпичным зданием склада – высокого столба красно- алого пламени.
– Что это? – испуганно прошептала Маришка.
– Неизвестные ухари метко пальнули из армейского гранатомёта по «Мазде» твоей бесценной матушки, – любезно пояснил Ник, методично набивая карманы куртки подходящими по размеру булыжниками. – Видимо, невзлюбили за что-то непредсказуемые и злые автомобильные Боги нашу славную Аделаиду Макаровну….
– Что будем делать?
– Уходить, убегать, улепётывать! И чем быстрее, тем лучше…. Я же вчера, пока ты варганила праздничный ужин, тоже не валял дурака. Высмотрел в местном заборе тайный лаз. Запасной выход, так сказать…
Он отодвинул в сторону широкую доску, закреплённую только одним, верхним гвоздём, и внимательно оглядел дорогу, проходящую за забором яхт-клуба. Метрах в ста двадцати обнаружилась чёрная антикварная карета, запряжённая четвёркой тёмно-гнедых коней, на облучке которой невозмутимо дымил курительной трубкой человек, выряженный в старинный камзол, щедро отороченный многочисленными белыми и тёмно-фиолетовыми кружевами.
– Обычная машина, – легкомысленно хмыкнула Матильда. – Кажется, БМВ последней модели.
– В том то и дело, что – лично для меня – совсем и не машина…
– Понятно. Наши дальнейшие действия, товарищ командир?
– Вылезаем, встаём на четвереньки, опускаемся на землю и ползём по-пластунски вдоль дорожного полотна, благо придорожная канавка заросла высокой травой.
– Далеко ползти?
– Думаю, километра полтора-два. Потом свернём, – Ник обеспокоенно посмотрел на жену: – А ты, радость моя, документы прихватила с собой? Паспорт, права? Или оставила в машине?
– Обижаешь, начальник! – притворно возмутилась Матильда, насмешливо похлопывая по нагрудному карману пятнистой гимнастёрки. – Сам же учил, мол, опытный диверсант никогда не должен расставаться с важными документами. Желательно, даже тогда, когда занимается любовью…
Трава была не только высокой, но и очень пыльной, заполненной разнообразными колючками и репейником.
– А мусора-то сколько, мамочка моя, – шёпотом ворчала Матильда, ползущая рядом. – Окурки, бутылки,
