– Мародёрствуем, значит, понемногу?
– Не удержалась, твоя правда, – слегка засмущалась Марьяна. – Так вот получилось. Бывает. Законы военного времени, опять же. Как там говорится? На войне – как на войне? Тем более что я в гости к французам не напрашивалась, знаете ли. Так что, они, недотёпы, виноваты сами…. Ну, подушимся немного и будем вылезать из подполья? Тогда подставляй ладошки, я капну чуть-чуть, потом самостоятельно обмажешься – физиономию, шею, одежду…
Ник выбрал самую приличную лесенку – широкую, с целыми, недавно покрашенными ступенями – и полез наверх, велев супруге:
– Жди меня здесь и без команды на лестницу не суйся. Если всё спокойно, то я свистну.
Сверху раздался громкое и яростное фырканье, сопровождаемое угрожающим ворчанием-урчанием. Ник задрал голову, подсвечивая себе фонариком. Под тёмным диском люка висел, уцепившись лапами за поперечные планки лестницы, здоровенный котяра: полосатый, с длинными острыми клыками, выпачканными в крови. Наглый кот бешено вращал круглыми зелёными глазищами и вполне даже отчётливо шипел:
– Пшёл вон, зараза! Здесь занято, козлина позорная! Пшёл!
– Сам козлина! – автоматически отреагировал Ник, но вступать в глупую перепалку с говорящим животным благоразумно не стал и без промедления спустился вниз.
– С кем это ты так грубо переругивался? Сам с собой? – заинтересованно спросила Марьяна.
– Да кот, там, понимаешь. Фырчит, шипит…
– Так прогони его. У тебя же карманы набиты камнями.
– Ты всё поняла неправильно, – печально вздохнул Ник. – Это непростой кот, а дикий, камышовый. Возможно, даже, что является детёнышем реликтового саблезубого тигра.
– Шутить изволим – над доверчивой и наивной девушкой?
– Ни капли! Просто данный котяра с окровавленными клыками – обычная галлюцинация. То бишь, это моя тонкая психика так предупреждает о возможной опасности.
– Например, о какой?
– Может, данный люк находится на городском проспекте с оживлённым движением. А, может, рядом бродит хмурый и злой милиционер, мучимый хроническим похмельем.
– Понятное дело, – Матильда посмотрела на Ника с нескрываемым восхищением и уважением. – Занятная штуковина, эта твоя тонкая психика. И очень полезная. Теперь-то я понимаю, почему Ануфриев доверяет тебе охранять такие ценности…. Пойдём искать другую лесенку, свободную от разной галлюциногенной пакости? Кстати, гражданин начальник, какие будут указания и инструкции – относительно поведения на поверхности? Я имею в виду, на период прорыва к железнодорожному вокзалу.
– На период прорыва? – переспросил Ник. – Это ты, подруга, верно подметила! Возможны, так сказать, разные непростые эксцессы. Вполне вероятно, что не обойдётся и без реальных боестолкновений…. Инструкции? Наипростейшие. Беспрекословно и мгновенно, не рассуждая, выполнять все мои приказы и указания. С полуслова понимать и тут же выполнять! Не будет у меня времени на подробные и развёрнутые объяснения…. Например, идёт нам навстречу парочка ничем неприметных, вполне даже приличных мужичков. А я, ни с того, ни с сего, вдруг набрасываюсь на них и начинаю безжалостно мутузить. Следовательно, увидел очередной фантом, сигнализирующий о реальной и смертельной опасности, и реагирую – должным образом. Понятно?
– Так точно! – браво откозыряла Маришка, поднеся узкую ладонь к козырьку сандинистской фуражки. – Всё понятно и доходчиво! Если ты начинаешь кого-то безжалостно мочить, то надо не зевать, а действенно помогать. Сиречь, старательно и усердно добивать всяких засранцев, злых негодяев и прочих супостатов.
– Лучше – в данном конкретном случае – не мешайся под ногами, а скромно отойди в сторонку, сядь на лавочку и дожидайся отдельной команды…
– Ну, тут уж как получиться! Ничего твёрдо обещать не могу…. Да и лавочки в городе – по нынешним смутным временам – большая редкость. Попробуй, ещё отыщи целую и не поломанную…. Что ещё, мой повелитель?
– Допустим, кругом всё спокойно и благостно: машины едут куда-то по своим делам, автобусы, трамваи, пешеходы и пешеходки неторопливо прогуливаются под ручку. Вдруг, я отдаю команду: – «Ходу!», и ныряю в ближайшую подворотню…. Ваши комментарии к ситуации, мадам Нестерова?
– Это значит, что ты, мон женераль, узрел нечто необычное. Какого-нибудь очередного кровавого диктатора, или не менее кровавого монстра. Например, гадкого и коварного графа Дракулу.
– Или увидел – вместо синего романтического троллейбуса – большого розового слона, цепляющегося за провода громадными ушами. Не важно – кого конкретно. Важно, что тут же надо – со всех ног – бежать, не отставая ни на шаг, следом за мной…
По самой обычной, ничем не приметной среднестатистической лесенке он, не встретив на пути никаких неожиданностей и неприятностей, поднялся к серому люку, чуть-чуть сдвинул его в сторону, прислушался: тишина, нарушаемая только звонкими и беззаботными птичьими трелями.
«Ишь ты, как пернатые расчирикались!», – отметил Ник. – «Знать, людей поблизости нет. Рискнуть, что ли?».
Он, надавив плечом, со скрипом и скрежетом отодвинул люк в сторону и высунул голову наружу.
«Старенький двор-колодец. Тихий, заброшенный, от души заросший травой и прочей разнообразной зеленью», – сообщил наблюдательный и невозмутимый внутренний голос. – «Похоже, что находится где-то в центре города, в старой его части. Значит, и до железнодорожного вокзала должно быть совсем недалеко…».
– Здравствуй, милок! – раздался скрипучий старческий голосок. – Чего это ты безобразишь тут? Птичек пугаешь наших? Нехорошо это, ей-ей! Птицы, они дети Божьи. У них даже крылья имеются, как и у ангелов…
Ник повернул голову направо – на колченогой и облезлой лавочке сидели древние-древние старик со старухой: седенькие такие, неухоженные, сами похожие на голодных и бесхозных воробьёв, испуганными стайками перепархивающих вокруг – с одной ветки тополя на другую. Как раз под этим, на половину засохшим тополем и была установлена хлипкая лавочка-скамейка.
«Может, это такие хитрые и необычные галлюцинации?», – недоверчиво засомневался Ник. – «Нет, конечно. Больно уж глаза у бабушки и дедушки добрые и ясные, светло-светло-голубые, почти белёсые. Выцвели, надо думать, от груза прожитых лет…. Всех нас это поджидает, как учил меня на Заброшенных Крышах мудрый и всезнающий Кот, мол: – «На закате долгой и многотрудной жизни, до самых краёв наполненной праведными трудами и благородными поступками, всегда приходит она, беспомощная и жалкая старость…». А ещё вот, очень хорошо говорила об этом любимая тётушка Тома Сойера, мол: – «Жизнь человеческая коротка и полна скорбей….»[14] Так что, пожалуй, этих симпатичных пожилых персонажей опасаться не стоит…».
– Эй, добрый молодец, очнись! – смущённо улыбаясь и неуверенно шамкая полностью беззубым ртом, обратилась к нему бабуля «Божий одуванчик». – Заснул, что ли? Это, наверное, подземный спёртый воздух так действует на изнеженную молодёжь…. Ты ремонтник, чай? Трубы меняете водопроводные? Что-то другое?
– Шпион он! – густым и неожиданно красивым басом сообщил дедок, обеспокоенно тряся остреньким подбородком, густо покрытым мелкой, совершенно седой щетиной. – Мощные мины, динамит и тротиловые шашки подкладывал под наш дом, не иначе…. Звони, Марьяна, в милицию, пока не поздно!
– Ты, Николаша, иногда такое скажешь – хоть стой, хоть падай! Прямо-таки и мины с динамитом и шашками? Посмотри, какой он симпатичный и пригожий! И на тебя – в далёкой молодости – очень уж похож…
– Есть немного, – присмотревшись, согласился старичок. – Нос картошкой, глаза наглые и самоуверенные не в меру…. Небось, все барышни молоденькие плачут и рыдают горькими слезами от его лихих проказ и наскоков.
– Не, не плачут! Он у нас однолюб, сразу видно…
«Бред какой-то! Совпадение имён. Я, видите ли, однолюб. Причём, симпатичный и пригожий молодец, похожий на этого старикана-воробья в далёкой молодости…», – возмутился про себя Ник, вылез из люка,
