трепетную невесту, и её стареньких родителей, и жениха-здоровяка, и всех его цирковых друзей, включая четвероногих…. В-четвёртых, у нас так и принято – играть свадьбы по поздней осени. Урожай уже собран и помещён в амбары. Сезонный забой скотины и птицы завершён. Коптильни пыхтят последними ароматными дымками. Приближается зима – время отдыха. Вернее, короткая зима – время короткого отдыха. Тем не менее, сезон весёлых фламандских свадеб…
Клаас и Сооткин забрались в фургон, чтобы показывать дорогу до дома и не мешать молодёжи. Иеф и Тит Шнуффий беззаботно трусили рядом с повозкой. А Макаров – бок о бок с мечтательной Неле – сосредоточенно шагал вслед за фургончиком.
Шагал и мысленно, практически беспрерывно, удивлялся: – «Что, собственно, происходит? Хрень какая-то, совершенно непонятная…. Часа три с половиной тому назад познакомился с симпатичной девицей. Поболтал с ней немного. Ну, нежную ладошку слегка потискал в своей. Перемигнулся пару-тройку раз. Не более того…. И? Уже считаюсь её официальным женихом. Даже невестины папенька и маменька не против предстоящего брака…. Бред бредовый! Разве так бывает, а? Получается, что бывает…. Самое интересное заключается в другом. Я почему-то не ощущаю от происходящего какого-либо душевного дискомфорта. То бишь, всяких там терзаний и сомнений. Наоборот, незримо присутствует необычайная лёгкость. Словно бы у меня на Душе – наверное, с самого рожденья – висел некий серый камень. А сейчас он, зараза холодная, куда-то пропал…».
– Что-то случилась? – встрепенулась девушка. – Почему, Ламме, ты всё молчишь и молчишь? Задумался о чём-то? О чём?
– Всё хорошо, моё нежное сердечко, – заверил Лёнька. – Всё просто замечательно. О чём я думаю? Конечно, о нас с тобой…. Ага, впереди показались какие-то строения, спрятавшиеся за полуразрушенной каменной стеной. Стена-то есть, а ворот нет…. Что это?
– Это он и есть, мой родной Дамме. Городская стена из камня? Она осталась ещё со старых Времён, когда местные графы и бароны любили повоевать друг с другом. А сейчас времена мирные. Это ещё покойный император Карл постарался, взяв-забрав все фламандские земли под свою тяжёлую длань. Вот, ворота и сняли – за полной ненадобностью…. Впрочем, отец говорит, что ворота всегда можно и обратно повесить. Если возникнет такая необходимость. Говорят, что в Восточных Нидерландах за городскими стенами (да и за воротами), следят по-прежнему. Почему? Опасаются нападений со стороны жадной Франции…
Городок оказался очень симпатичным, зелёным, уютным и живописным. Хотя, больше напоминал обыкновенную фламандскую деревушку – разнокалиберные дома и домишки, одинаковый некрашеный штакетник, разнообразные хозяйственные постройки, фруктовые деревья и кусты, свежий запах навоза. Ничего необычного и экстраординарного, короче говоря.
– Вот, это – городская ратуша, – увлечённо комментировала Неле. – А сейчас мы проходим по торговой площади. На ней проходят и суды Великой Инквизиции. Когда надо, из крайнего высокого амбара выносят судебный помост и ставят его вон под ту раскидистую старую липу. В амбаре хранится и плаха с топором. А также столбы и сухие дрова для костров, на которых сжигают еретиков…
– Что это за красивое и величественное здание по правую руку? – спросил Леонид. – Украшенное по полукруглому фасаду каменными фигурками разных Святых?
– Госпиталь Святого Жана. Его построили очень давно, в незапамятные Времена.
– А в честь кого поставлен этот помпезный бронзовый памятник, покрытый ярко-зелёной патиной?
– Какому-то доблестному фландрийскому барону. Имени его никто уже и не помнит за давностью лет…. Это – знаменитый трактирчик «Пьяный егерь». Говорят, что там подают самое лучшее пиво и самую ароматную колбасу в западной Фландрии…. Надо прибавить ходу. Заболтались мы. Фургончик скрылся за поворотом…
Сквозь далёкую туманную дымку проступили высокие шпили, тускло блестевшие в солнечных лучах.
– Там уже Брюгге, – сообщила девушка. – Самый высокий и красивый шпиль – Церковь Богоматери. В ней установлена очень красивая статуя, привезённая из самой Италии. Вон тот шпиль – старенькая Иерусалимская церковь. А этот – безымянная башня с курантами, расположенная на Центральной городской площади…. Раньше, когда я была ещё маленькой, мы с папой и мамой часто ходили в Брюгге на ярмарку. Я имею в виду, по праздникам. Теперь не ходим.
– Почему?
– Несколько лет назад в Брюгге обосновался епископ. А вместе с ним и целая куча инквизиторов. Им, подозрительным, лучше на глаза лишний раз не попадаться. От греха подальше. А ещё…
Неле испуганно замолчала и, вздрогнув всем телом, споткнулась – из ближайшего проулка неожиданно вышли два монаха-премонстранта. Те самые, утренние – чернявый и высоченный.
– Спокойно. Только не смотри на них, – не разжимая губ, прошипел Лёнька. – Идём по своим делам, как ни в чём не бывало. Всё будет хорошо, обещаю…
– Как дела, цирковые деятели? – состроив ласковую гримасу, поинтересовался чернявый монах.
– Хорошо и даже лучше, – усмехнулся Макаров. – Видимо, вашими молитвами, Святые отцы.
– Нашими, нашими, – сварливо пробормотал высоченный. – А скажи-ка, клоун. Тут недавно проехал ваш фургон…. Кто сидел на козлах рядом с твоим белобрысым приятелем? Часом, не угольщик ли Клаас?
– Он самый. А, что?
– Нет, ничего. Я просто так спросил…. Ладно, парни, идите своей дорогой. И не забывайте молиться почаще. Бог вам в помощь…
Дамме, действительно, был крохотным городком. Поэтому уже через несколько минут они подошли к нужному дому.
Цирковая повозка стояла за низеньким штакетником. Клааса и Сооткин нигде не было видно. Ослик и пёс увлечённо общались-знакомились с местными дружелюбными бело-серыми гусями. Франк ван Либеке сноровисто распрягал лошадку.
Из фургончика показался Тиль. Ловко спрыгнув на землю, он принялся раздавать ценные указания:
– Иеф и Тит Бибул. Вести себя мирно, не хулиганить, к местным аборигенам не приставать. С кормёжкой определимся чуть позже…. Франк. Пока не заводи кобылку в сарай, пусть подышит свежим воздухом. Просто набрось уздечку на бронзовый костыль, вбитый в стену. А на морду ей нацепи кормовой мешок, чтобы не нервничала на новом месте. Только овса много не насыпай, нечего баловать лишний раз. Она ночью вволю попаслась, а сегодня почти и не работала…. Друг мой Ламме, – заговорщицки и многозначительно подмигнул. – Мы с юным ван Либеке будем ночевать в доме. А тебе, пузан, придётся обосноваться на сеновале. Туда же перенеси все наши вещички и клетку с Филом, чтобы не украли. Будешь ночью, заодно, и охранять. Клаас говорит, что воровства в тихом Дамме почти нет. Но, как известно, бережёного Бог бережёт.
– А ты чем сейчас займёшься?
– Я? – на краткий миг задумался Даниленко. – Вот, несу наш утренний улов на кухню. Займусь готовкой, так как приближается обеденное время. Надо же поразить наших гостеприимных хозяев кулинарными изысками…э-э-э, знаменитой скандинавской кухни? Франк, когда разберёшься с лошадкой, то тоже подходи на кухню, – ещё раз подмигнул Леониду. – Будешь мне помогать с поварскими делами. Ну, и учиться, понятное дело. Ладно, влюблённые, я пошёл. Не скучайте…
Просторный сеновал примыкал торцом к коровнику. Здесь пахло летним полевым разнотравьем, парным молоком и – совсем чуть-чуть – коровьим навозом.
На перенос вещей и клетки с леопардом ушло минут десять.
– Очень странно. Откуда взялся этот объёмный узел-мешок? – удивился Лёнька. – Что, интересно, в нём? Не иначе, Тиль в Амстердаме накупил всякой ерунды…. Как тебе, Фил, данная квартирка?
– Мяу, – одобрил привередливый леопард, мол: – «Нормальное местечко, сойдёт. Если будете кормить от пуза, то и я буду вести себя соответственно. То есть, тихо и мирно…».
За тонкой перегородкой, видимо, почуяв зверя, тревожно и испуганно замычали коровы. Впрочем, уже через минуту-другую они успокоились, и на сеновале установилась чуткая тишина.
– Иди ко мне, – крепко прикрыв широкую дверь сеновала и пройдя вглубь помещения, шёпотом позвал Макаров.
– Зачем? – засмущалась Неле. – Пришло время поцелуев?
– Ага. Угадала. Иди.
