известного журналиста с Флит-стрит: когда его арестовали за вождение в нетрезвом виде, он отказался сдавать кровь на анализ, сославшись на эту фобию, и его оправдали.
Глядя на большого, крепкого О’Доннелла, смешно было бы даже предположить такое.
Но с леди Слейтер совершенно неожиданно эта басня не прошла.
— Мистер Бернс, вам известно, что существуют и другие способы получения биологического материала для ДНК-анализа? Ваш подзащитный не согласен и на них? — ледяным тоном поинтересовалась она.
«Слава богу! — подумала Джоанна. — Может, она и не любит Европу, но она — не дура. Возможно, Наффилду еще удастся отбить этот мяч».
— Ваша честь, нам обоим следовало бы признать, что мой подзащитный достаточно натерпелся оскорблений, — ответил Брайан Бернс. — Это дело было сфабриковано против него людьми, которые не желают принять оправдательный вердикт суда, состоявшегося двадцать лет назад. Мой подзащитный — невиновный человек и принципиально не соглашается проходить какие-либо тесты.
Это выступление не убедило ни одного из судей. На мгновение Джо почти воспрянула духом, но обольщаться не стоило.
Со стороны все выглядело так, словно Брайан Бернс играет с судьями в какую-то игру. «Может, и играл, он же — адвокат», — размышляла позже Джоанна. А затем он выложил свою козырную карту. Туза.
— В любом случае, ваша честь, я настаиваю на том, что если бы даже новый ДНК-анализ был в наличии, независимо от того, был ли он сделан с согласия моего подзащитного или без оного после вынесения приговора, такой образец все равно остается неприемлемым доказательством. Я должен привлечь внимание уважаемого суда к делу Майкла Уэйера, обвинение которого в убийстве было обжаловано и отменено апелляционным судом в мае этого года на том основании, что, хотя обвинение и предложило в качестве доказательства ДНК-анализ еще одного образца, взятого, когда Уэйера арестовали за убийство, без первого образца, неправомерно взятого в ходе расследования преступления, не связанного с убийством, его бы никогда не «привязали» к месту убийства.
Судьи выглядели немного сбитыми с толку. Секретарь снова подошел к кафедре судей. И снова последовали две или три минуты тихих неразборчивых переговоров и киваний.
«Все губит правило, что образец для ДНК-анализа нельзя использовать ни в каком другом расследовании, кроме того, для которого он взят, — думала Джо. — Теперь сиди тут и смотри, как наука, а вместе с ней и правосудие превращаются в ничто». О деле Майкла Уэйера она даже не слышала, и Наффилд, похоже, тоже. Постепенно Джоанна утверждалась в мысли, что их адвокат выполнил свое домашнее задание не на «отлично». Наверное, в своей блестящей карьере он уже давно достиг той стадии, на которой перестал верить, что может проиграть. И у Джо вдруг ясно промелькнуло в голове, что, возможно, как раз это дело наконец и сработает против него и всех, кто поставил на карту последнее, чтобы снова попытаться отправить О’Доннелла за решетку. У нее оборвалось сердце.
Защита О’Доннелла, не теряя времени, развивала свой успех.
— Мой подзащитный и без того временно поступился своими правами, придя сегодня сюда по доброй воле… — в течение нескольких минут монотонно бил в одну точку Брайан Бернс.
Затем он повернулся к О’Доннеллу, который каким-то образом ухитрился снова натянуть маску оскорбленной невинности, что так раздражала Джо все эти двадцать лет, и попросил его объяснить уважаемому суду, почему он не признает себя виновным.
— Потому что я никогда не прикасался к этой Анжеле Филлипс, а уж тем более не причинял ей вреда, — заявил О’Доннелл, явно ожидавший этого вопроса. — Я невиновен. Однажды меня уже судили и оправдали. По закону я вообще не должен больше привлекаться к суду по этому делу, это мое право. Но против меня выдвинули это дутое обвинение — простите за прямоту, ваша честь. Если бы оно не было дутым, зачем тогда частное обвинение? Королевская прокурорская служба давно засадила бы меня, разве я не прав? Это же ясно как день.
Откуда берутся такие чудовищные наглецы, было выше понимания Джо. Но откуда-то берутся, вне всяких сомнений.
Затем последовал короткий монолог леди Слейтер о том, чтобы О’Доннелл ни на мгновение не смел подумать, что дело, которое слушается в ее суде, дутое. И что, возможно, он еще обнаружит, что полномочия, которыми обладает этот суд, тоже не дутые. Выражение лица О’Доннелла стало немного заискивающим. Но по виду двух других судей Джо заподозрила, что его слова произвели желаемый эффект, — по крайней мере на них. Ей совсем, совсем не нравилось, как развиваются события. Она не могла не признать, что О’Доннелл держится хорошо. И приходила в ужас при мысли, что еще может произойти дальше.
И ее предчувствие оправдалось. Мистер Бернс весьма умело подвел к мысли, что частное обвинение не только оскорбительно по отношению к его подзащитному, но и якобы незаконно.
Внезапно О’Доннелл сделал выпад, которого Джоанна никак от него не ожидала.
— Это все детектив Филдинг. Он всегда хотел засадить меня, — выпалил Джимбо. — Вон он! Пришел посмотреть на меня. Это он обвиняет меня в убийстве. Заметьте, через двадцать лет. А у него нет права. Совсем никакого права. Я невиновен. Меня судили по закону и оправдали. Я не убивал эту Анжелу Филлипс. Не убивал. И не похищал ее. И не насиловал ее. Сколько еще раз я должен оправдываться? Прошу прощения, уважаемый суд…
Джоанна посмотрела через весь зал на Филдинга. Он сидел в кресле, совсем обмякший. Однако ей не пришлось долго вникать в его щекотливое положение, так как следующей мишенью О’Доннелла стала она сама.
— Это он и вон та женщина, Джоанна Бартлетт из газеты «Комет», — продолжал О’Доннелл, теперь указывая через весь зал на нее. — Это все они затеяли. Они подставили меня. Они хотят засадить меня по-любому. Филлипсы не выдвигали против меня обвинение, вернее, не они выдвигали. А вот эти. Во всяком случае, она. Ее «Комет» оплачивает судебные издержки, и не только. И новое доказательство тут ни при чем. Просто им всем заплатили. Вот почему меня снова травят через двадцать лет. Из-за денег. Вот почему!
Конечно, это был скандал. Билл Филлипс выглядел так, словно его ударили. Его сын опустил голову и закрыл лицо руками. Молодой Лес сидел с ошеломленным видом.
От ужаса и потрясения Джоанна не могла пошевелиться. Такого ни ей, ни Филдингу не могло присниться и в страшном сне. Пол видел эту опасность, но ей удалось убедить его. Она была так уверена… или, по крайней мере, обманывала себя. Что же до Наффилда… складывалось впечатление, что он по- прежнему считает себя неуязвимым. Да, таким он всегда и казался. Это было невыносимо! Неужели неизбежный удар по его неуязвимости обрушится именно сейчас? Леденея от страха, она подозревала, что так все и случится.
«Допустим, О’Доннеллы разгадали причастность „Комет“, но как они узнали, что именно Филдинг подал эту идею?» — не переставала задавать себе вопрос Джоанна. Может, конечно, и догадались. Но здесь было много путей: к примеру, Филдинг, на радостях, что дело катится как по рельсам, похвастался своей ролью вдохновителя перед коллегами. Особенно если был пьян. Джоанна допускала, что он все еще пьет. Наверное, даже больше, чем раньше.
В любом случае стремительные действия со стороны защиты нанесли обвинению смертельный удар. Адвокаты О’Доннелла поступили по-умному: никогда не стоит недооценивать ханжескую ненависть, питаемую британской публикой к национальным газетам, которые она так жадно читает. И когда эти «читатели» чувствуют, что какая-то газетенка и те, кто ее производит, находятся на их милости, их ханжество не знает границ. Не важно, судьи это или те, кто сидит на скамье присяжных.
Внезапно на ум пришли нежелательные примеры. Джо не понимала, как человек в здравом рассудке мог поверить в смехотворную историю, выдуманную Джеффри Арчером, будто он договорился с посредником передать пачку наличных на вокзале Кингс-Кросс девушке по имени Моника Колин, не в обмен на ее молчание, а так, из добрых побуждений.
Но у присяжных своя логика: если Арчер лжет, выходит, «Дейли стар» — из всех британских таблоидов самый захудалый — говорил правду. Джеффри Арчер поставил на то, что никакие присяжные никогда в это не поверят, и не прогадал.
