Подчеркивая участие одной из многотиражных газет в его обвинении, О’Доннелл эффектно играл роль невиновного человека, преследуемого прессой, ну и немного полицией. И судьи это проглотили. От потрясения Джо не могла произнести ни слова. О возможных последствиях даже подумать было страшно.
Все закончилось в первый же день. Около четырех часов судьи удалились на совещание, которое длилось всего несколько минут. Затем леди Слейтер зачитала вердикт. Как и ожидалось, она сурово порицала «Комет» за участие в этом сфабрикованном обвинении. Майку Филдингу тоже досталось за безответственное поведение, которое, как объявила леди Слейтер, действительно можно квалифицировать как «домогательство». В ее речи промелькнули все подходящие к случаю фразы из юридического жаргона — «эпизоды уголовного дела» и прочее в том же роде, — и она сделала вывод:
— Принцип, согласно которому нельзя повторно привлекать к судебной ответственности за одно и то же преступление, если подсудимый уже был оправдан, в нашей стране все еще действует. Несмотря на аргументы, приведенные стороной обвинения, суд считает, что фрагменты еще не вступивших в силу положений Европейской конвенции о правах человека не должны существенно влиять на наш судебно- процессуальный порядок. Наш суд склонен принимать во внимание только те законы, которые действуют на территории нашего государства, до тех пор пока более высокая инстанция не решит — если решит — иначе. В любом случае единственное новое доказательство, предложенное стороной обвинения, является и будет оставаться неправомерным. В деле нет образцов биологического материала для ДНК-анализа, полученных законным путем, и не может быть при любых обстоятельствах, поскольку связь подсудимого с этим преступлением остается под вопросом. Поэтому у нас нет другой альтернативы, как только поддержать заявление защиты о злоупотреблении судебным процессом. Мы находим, что состав преступления отсутствует, и, таким образом, я закрываю это дело.
О’Доннелл выкарабкался. Опять.
Он и его пособники снова обвели закон вокруг пальца, а она и ее газета стали посмешищем. Наверное, Джо слишком наивно надеялась, что можно сохранить в тайне участие газеты в подготовке процесса. Разумеется, ничего подобного она не ожидала. Она была в ярости, но в большую ярость, как она знала, придет ее муж.
Несколько секунд она сидела, почти ничего не видя. Перед глазами проплыло лицо чернее тучи — Билл Филлипс. Он протолкался мимо нее и бросился из зала суда. Остальные Филлипсы сразу же последовали за ним. Они не пытались заговорить с ней, да и к лучшему: Джоанна не была уверена, что дар речи уже вернулся к ней. Она медленно поднялась и побрела к выходу.
Стоял конец октября, и дул довольно ощутимый ветер, но Джоанне было жарко. Блузка, надетая под жакет ее шерстяного брючного костюма, от пота прилипла к спине. Все лицо горело. Раньше она не задумывалась серьезно, что произойдет, если дело провалится. Она запрещала себе думать об этом. На ступеньках здания суда ее ожидало тошнотворное зрелище: О’Доннелл давал журналистам импровизированную пресс-конференцию. Как всегда, рядом с ним стоял его отец. Может, он и был теперь слаб телом, но жесткость и сила характера не покинули его. Казалось, его усталость почти исчезла. По- прежнему тяжело опираясь на трость, свободной рукой он с сияющим видом похлопывал сына по спине. Невероятно! У Джоанны все еще не укладывалось в голове, что Сэм действительно считает своего старшего сына невиновным. Ей казалось, что Большой Сэм нашел бы преступление такого рода отвратительным, как, впрочем, и почти любой другой человек. Наверняка единственным объяснением могло быть только то, что старик питал слабость к Джимбо. И когда дело касалось его любимого сынка, он становился слепым и не видел того, что для других было очевидным. Джоанна знала, что Филдинг тоже так считает. Филдинг. Сейчас у нее осталось одно желание — поскорее убраться отсюда, но людской поток мешал ее продвижению. Она огляделась по сторонам в поисках детектива. Он шел прямо за ней, так же отчаянно пытаясь скрыться с глаз, как и она, насколько поняла Джоанна. На мгновение их взгляды встретились. В его глазах стояла пустота, а губы сжались в твердую, жесткую линию. Его лицо выражало именно то, что она чувствовала.
Кроме всего прочего, О’Доннелл сегодня подтвердил, что связь между ними была достоянием общественности. И поскольку все это произошло во время открытого судебного заседания, газеты могли спокойно печатать все, что им заблагорассудится, без всякого опасения, что их привлекут к ответу за клевету.
До Джоанны долетели обрывки фраз О’Доннелла, он что-то бубнил в расчете на жалостливое участие. Из-за гула толпы она разобрала совсем немного, но и этих слов было достаточно, чтобы стало понятно: он снова повторяет теперь уже всем знакомую историю: «…я невиновен. Меня травят… подставили…» Внезапно тон его голоса изменился. «Вон они!» — закричал он. И на этот раз ни Джоанна, ни кто другой в радиусе полумили не испытывали ни малейшего затруднения, чтобы разобрать его слова: «Это всё они!»
К своему ужасу, она поняла, что Джимбо указывает пальцем на них с Филдингом. С искаженным яростью лицом он выплевывал слово за словом.
Журналисты и фотографы, все как один, развернулись и бросились к ним. Еще чуть-чуть, и Джо на себе испытала бы, каково человеку, на которого налетает толпа журналистов. Внезапно прямо перед лицом сверкнула вспышка, на секунду ослепив ее, перед глазами все поплыло. Почти в то же мгновение кто-то толкнул ее в бок. Она споткнулась и чуть не упала. Сильная рука поддержала ее за локоть. Она оглянулась. Это был Филдинг. На губах у него появилась едва заметная улыбка, безрадостная и сдержанная. Она с благодарностью улыбнулась ему в ответ. Со всех сторон защелкали фотоаппараты.
Джоанна Бартлетт и Майк Филдинг перестали быть журналисткой и полицейским, которые просто работали по этому делу. Они превратились в неотъемлемую часть саги о Дартмурском Звере.
Глава одиннадцатая
Джоанне отчаянно хотелось поскорее добраться до дома и спрятаться. И в первый раз за долгие годы она почти пожалела, что живет вместе со своим главным редактором. Большой, безупречно обставленный и оформленный дом на Ричмонд-хилл скорее всего не станет для нее убежищем.
У нее не было ни малейшего представления, куда так быстро после вынесения убийственного вердикта — и каким образом — исчез Найджел Наффилд. Но в любом случае она совсем не хотела видеть его. Пока не хотела. Она была слишком подавлена, слишком зла.
Джо плохо помнила, как набросала небольшой материал по судебному процессу. Новостным редактором в «Комет» теперь была женщина — Пэм Смит, о которой в газетном мире за предыдущие двадцать лет никто ничего не слышал. Ее спокойный стиль работы был весьма непохож на то, с каким шумом и треском работали до нее Маккейн и Фоли, типичные новостные редакторы с Флит-стрит. Когда возникала необходимость, Пэм вполне могла показать коготки, но в этом конкретном случае она просто не знала, что делать. Впрочем, даже представители старой гвардии, скорее всего, попридержали бы языки в такой ситуации. В Кэнери-Уорф все знали, что Джоанна с треском провалилась.
Отзвонившись в редакцию, Джоанна решила, что прежде, чем отправиться домой, где ее ждал неоднозначный прием, ей необходимо еще кое-куда заехать. Она двинулась в объезд пустошей в сторону Блэкстоуна, чтобы навестить семью Филлипс. Им удалось уехать довольно быстро, каким-то чудом проскользнув мимо репортеров и фотографов, и скорее всего сейчас они находились у себя на ферме «Пять вершин». Честно говоря, Джо с радостью не поехала бы к ним, но она чувствовала, что нельзя бросить их в такой ужасный день. У ворот в конце подъездной дороги, ведущей к ферме, дежурили газетчики. Наверняка они успели уже не по одному разу сунуться к Филлипсам и получили отказ.
Джоанна проехала мимо них прямо во двор и остановилась напротив кухонной двери, которая почти сразу же открылась, как только она постучала. Конечно, они слышали, как подъехала машина, и узнали ее автомобиль.
Роб Филлипс знаком пригласил ее пройти в большую кухню, где за столом снова собралась вся семья. Не спрашивая разрешения, Джоанна придвинула для себя стул и села. Все как и раньше. Никто ей не обрадовался. Но, по крайней мере, ей позволили войти.