это был голос отца Дара. Бенедикт вошел.
Он ожидал увидеть отца Дара, как обычно, в качалке у окна, но тот стоял в нижнем белье у конторки из темного дерева, которая укромно примостилась в углу, и занимался тем, что рвал какие-то бумаги и письма.
— Отец мой, — начал Бенедикт кающимся тоном и вдруг отступил назад и закончил неожиданно сухо: — Извините, но я не мог прийти вчера.
Бенедикт чрезвычайно смутился при виде отца Дара в одном нижнем белье. Теперь никто не признал бы в нем священника. С неровно подстриженными, взлохмаченными волосами, с обвислыми щеками, испещренными сине-багровыми пятнами, он скорее походил на мясника. Под морщинистой кожей просвечивали кровеносные сосуды, похожие на еле заметные клубочки свившихся синих червячков.
Держа в руке письмо, отец Дар повернулся к нему и, казалось, не сразу смог припомнить, что это за мальчик стоит перед ним. Бенедикт снова ощутил то смутное унижение, с каким он ждал когда-то в исповедальне, чтобы отец Дар узнал его.
— Бенедикт! — воскликнул наконец старый священник, улыбаясь и покачивая растрепанной головой. — Входи, входи!
Бенедикт сделал еще шаг.
— Я рад, что вам лучше, — выдавил он с трудом.
— Лучше? — засмеялся отец Дар, разрывая письмо на мелкие кусочки. — Да, конечно, мне настолько лучше, что я отправляюсь в путешествие!
Бенедикт был далеко не всегда уверен в том, что отец Дар отдает себе отчет в своих словах.
— Вы — в путешествие? — терпеливо, хотя и с сомнением, переспросил он.
Отец Дар повернулся, заглянул ему в глаза, поднял руки и вдруг оглушительно хлопнул в ладоши.
— Ну да! — вскричал он.
Бенедикт окинул взглядом комнату и только сейчас заметил некоторый беспорядок, хотя все вещи были на своих привычных местах.
— Куда же вы направляетесь с визитом? — насмешливо спросил он отца Дара, ожидая, что тот разъяснит ему свою шутку.
— Я в самом деле уезжаю, — угрюмо промолвил отец Дар и, снова повернувшись к конторке, вытянул один из ящиков. Он вгляделся в надпись на каком-то конверте, потом вынул письмо и, прочитав первую фразу, разорвал его в клочки.
— Но, отец мой, — растерянно улыбаясь, сказал Бенедикт, — куда же вы едете?
Отец Дар, не оборачиваясь, спокойно ответил:
— В богадельню.
Бенедикт уставился на него.
— Что? — спросил он.
Отец Дар, охваченный каким-то слепым неистовством, продолжал рвать письма, уже не читая их.
— Отец мой, — сказал Бенедикт, — отец мой, что вы говорите?
— Я еду в богадельню святого Фомы, — сказал отец Дар, разглядывая какое-то письмо. — Ты приедешь меня навестить?
Бенедикт молчал. До него неожиданно донеслись мужские голоса; кто-то разговаривал на улице и громко ругался, видимо, позабыв, что находится возле церкви.
Отец Дар, словно понимая, что убедить Бенедикта не так-то легко, повернулся к нему и резко повторил:
— Да, да, еду.
Бенедикт настороженно прислушивался к голосам. Отец Дар взглянул на него, потом подошел, тяжело ступая опухшими босыми ногами, молча взял его за локоть и подвел к окну. Он раздвинул занавески, чтобы Бенедикт мог лучше видеть.
Да, слух не обманул мальчика, — перед церковью стояла группа мужчин, они смотрели вверх и громко спорили. Взглянув в том же направлении, Бенедикт увидел на скате крыши двух человек. Вооружившись ломами, они вскрывали шифер. Плиты падали со всего размаху на улицу и разбивались на мелкие куски. У обочины тротуара стояли два грузовика; на них грузили обломки шифера.
Бенедикт устремил на отца Дара взгляд, полный ужаса. Тот пожал плечами и кивнул.
— Они чинят крышу? — с мольбой в голосе спросил Бенедикт.
Отец Дар не ответил. Он опять направился к конторке и выдвинул новый ящик.
— Отец мой! — закричал Бенедикт, не отходя от окна и придерживая рукой занавеску. — Вы должны остановить их! — Он глядел на работающих, не в силах оторвать от них взгляда. — Отец мой! — снова крикнул он. — Отец мой, вы знаете, что они делают?
Но, казалось, отец Дар и не слышит его. На полу лежала груда разорванных писем (корзина для бумаг была полна до краев), а он все продолжал подбрасывать новые клочки. Перечитывая письма, он иногда покачивал головой с чуть смущенной, удивленной улыбкой.
Выпустив занавеску из рук, Бенедикт повернулся к старому священнику.
— Отец мой, я не доносил на вас! — воскликнул он, побледнев, сжимая кулаки.
Отец Дар поднял голову, держа в руках надорванное письмо.
— Отец Брамбо просил меня поехать! — кричал Бенедикт.
Отец Дар рассмеялся.
— Что? Что? — спросил он весело. — Что это ты пытаешься мне рассказать?
Бенедикт понизил голос и уставился в пол:
— Он сказал, что меня хочет видеть епископ.
Отец Дар пристально глядел на него.
— Ну, конечно, конечно! — сказал он наконец.
Бенедикт продолжал, не отрывая взгляда от ковра на полу:
— Церковь продана, отец мой. — Он поднял голову и посмотрел в окно на церковь. — Неужели это правда?
— А ты думал, ее не продадут? — сердито заорал отец Дар. — Вся долина продана!
— Нет, дома не проданы! Мой отец не согласился! — гордо, с жаром ответил Бенедикт, но запнулся. Он так хотел добавить, что он точно это знает, знает, потому что видел их всех там, в лесу.
— Все дома будут проданы, — сказал отец Дар и замолчал.
Горячая волна стыда захлестнула Бенедикта. Он дрожал, облизывая влажным языком пересохшие губы.
— Это моя вина, отец мой! — прохрипел он.
Отец Дар удивленно посмотрел на него и рассмеялся.
— Твоя вина!.. — произнес он и снова занялся письмами. Пока он рвал очередное письмо, Бенедикту припомнилось, как отец Дар разорвал письмо Компании на мелкие кусочки и швырнул их, как горсть снега, в молодого священника.
С улицы послышался громкий треск; Бенедикт бросился к окну. На веревке спускали каменное распятие, оно стукнулось о стену церкви; одна из перекладин креста откололась и рухнула на землю. Люди, стоявшие внизу, в испуге отскочили и теперь, задрав головы вверх, грозили кулаками тем, кто работал на крыше. В это время показался полицейский фургон; у двери его сидел полицейский, загораживая ногами выход. Фургон был переполнен; перед Бенедиктом промелькнули серые лица.
Он обернулся к отцу Дару и сказал с горькой укоризной:
— Продали церковь!..
Отец Дар нагнулся и близорукими глазами разглядывал содержимое одного из ящиков своей конторки. Нечесаные волосы его торчали, как петушиный гребень. Бенедикт посмотрел на него, а потом оглядел комнату, — словно теперь он уже не боялся очной ставки с ней, словно только что получил право разглядывать ее глазами постороннего человека, уже не участвующего в ее жизни. Вот старая качалка, в которой столько лет сидел отец Дар; стулья с прямыми спинками, ножки их украшены резными львиными головами; вот сувениры из Африки: два скрещенных копья, браслет из зубов льва. Он смотрел на фиалки на
