— А за пивом он тебя еще не гоняет? — любезно осведомился Нефедов. — По-свойски? По- родственному?
Попов бросил статьи на стол, резко шагнул к Нефедову.
— Но-но! — предостерегающе сказал тот. — Потише, моя лапонька, скандал тебе сейчас совсем не нужен…
По институтскому коридору шли Попов и какой-то студент. Попов что-то ему объяснял. Студент кивал.
Дошли до дверей кафедры. Попрощались. Студент пошел дальше. Попов открыл дверь.
И остановился.
Столы здесь были сдвинуты. Стояли рюмки, тарелки. Наташа выгружала из сумки разные припасы: достала коробку с тортом, бутылку коньяка.
В комнате находились все, кроме Павла Романовича.
Попов остановился у порога. Присвистнул.
— Это жизнь! — сказал он.
— Кто именинник?
— Никакого именинника, — торжественно объяснила Ольга Петровна. Повод у нас…
— Ольга Петровна, — быстро перебила Наташа. — Ну что вы! Никакого повода. — Она обернулась к Попову. Глаза ее сияли ярче обычного. Просто настроение такое… Собраться и чокнуться… Может быть у людей… раз в жизни… такое настроение?
— Отчего же, — согласился Попов. — Может.
…Они сидели за столом. Шел громкий веселый разговор. Рядом с Поповым оказалась Ольга Петровна. Она многозначительно поманила его пальцем. Он наклонился к ней. Громким шепотом она сказала ему на ухо:
— Пьем за Наташу-холостячку… Вчера разошлась с мужем, — и выразительно посмотрела.
Семен Нефедов тоже выразительно посмотрел на Попова. И подмигнул ему.
— Понятно, — сказал Попов.
…Вдвоем с Наташей они шли из института. Она держала его под руку, нежно прижалась. Свободная, незамужняя, женщина, никого больше не надо таиться.
— …Я бы хотел знать, — неожиданно сказал Попов. — Меня… как… ни о чем уже не надо спрашивать?
Она не поняла. Улыбнулась.
— Тебя одного и мечтаю всю жизнь спрашивать, — сказала Наташа.
Он не принял ее тона.
— Получается, — сказал он, — я уже не живой человек… Бесплатное приложение… Так?
Она по-прежнему улыбалась. Смысл его слов все еще не доходил до нее.
— В какое ты меня ставишь положение? — спросил он.
— А в какое? — спросила она. — Не понимаю.
Он смотрел прямо перед собой.
— Знаешь, о чем они сейчас говорят там? — спросил он, показав головой назад. — Попов польстился на профессорскую квартиру… Раз! Попов польстился на профессорскую машину… Два! Попов польстился на профессорскую сберкнижку… Три!.. Вот радости-то людям обсудить это! Смак! Объедение! Золотая жила!
Он остановился.
И она остановилась.
Сделалась белая как мел.
— Я люблю тебя, Костя, — тихо сказала она.
— Я тебя тоже очень люблю, Наташенька, — сказал он. — Очень… Ты знаешь… Но я не хочу… — он не договорил.
Она смотрела на него. Он молчал.
Больше всего, наверное, ему хотелось сейчас схватить ее в охапку и бежать, не оглядываясь, подальше от людских глаз.
— …Не надо меня благодетельствовать, Наташенька, — очень тихо сказал он. — Не надо… А то, боюсь, не расквитаюсь с вами до гробовой доски…
Она со страхом смотрела на него.
— Я сам готов кого угодно осчастливить, Наташенька… — сказал Попов. — Кажется, не обижен для этого ни умом, ни талантом… Сам рожден быть себе хозяином… Не для того работал всю жизнь как вол, чтобы кусок свой получать из чужих… хозяйских рук…
У нее задрожали губы.
— Вот так, — сказал он. — Хоть, раз в жизни… что на уме, то и на языке…
Тут только Наташа отпустила его локоть.
— Господи, — сказала, — да что же это такое?.. От кого ты обороняешься?.. От меня? От меня… ты обороняешься? — Она смотрела на него и, кажется, не в силах была все это осознать. — Как же ты дальше жить будешь, Костенька? — спросила она. — Мне за тебя страшно…
И она заплакала.
А наутро Попов стоял у подъезда григорьевского дома. На улицу вышел Павел Романович. Попов отвернулся, прислонился к дереву. Павел Романович не заметил Костю, прошел мимо. На работу Григорьев всегда ходил пешком. Вышла из подъезда Вера Захаровна о хозяйственной сумкой, куда-то заторопилась. Она тоже не заметила Попова. Он стоял, ждал. Наконец из подъезда своего дома появилась Наташа.
Подошла к своим красным «Жигулям». Достала из кармана ключ.
И тут возле нее оказался Попов.
Наташа застыла на секунду.
— Здравствуй, — сказал Попов.
Наташа не ответила. Открыла дверцу машины. Села за руль.
— Может, довезешь? — спросил Попов.
Она открыла правую дверцу.
Попов опустился рядом.
Машина выехала из переулка, свернула на большую улицу.
— Ты должна меня понять, Наташенька, — сказал Попов. — Если любишь, должна понять… Не дай тебе бог очутиться в моей шкуре…
Она неожиданно засмеялась.
— Значит, ты пришел за сочувствием?
— Я пришел тебе объяснить, — сказал Попов.
— Вчера уже все объяснил.
— Вероятно, плохо объяснил. Раз ты не поняла.
И тут машина вдруг рванулась. Выехала на шоссе.
— Куда мы? — спросил Попов. — Мне в институт. У меня лекция…
Наташа ничего не ответила. Щеки ее горели.
С бешеной скоростью неслась по шоссе машина. Обогнала автобус, еле увернулась от встречного грузовика.
От поста ГАИ к ленте шоссе бежал милиционер, засвистел машине, поднял полосатую палку.
Машина не остановилась.
Милиционер остался сзади.
Наташа обеими руками крепко сжимала руль.
— Правильно, — сказал Попов. — Раз не по-твоему — пускай разобьемся. В лепешку! К чертовой матери! Если раз в жизни не по-твоему…
Машина замедлила ход. Остановилась.
— Выходи, — сказала Наташа.
