— А на чем я в город вернусь? — спросил Попов. — Тут ни автобуса, ни такси.
— Выходи! — крикнула Наташа.
Он вышел.
…Медленно возвращалась назад Наташа. В машине она была теперь одна.
На шоссе появился милицейский мотоцикл. Догнал машину. Водитель рукой показал Наташе: остановитесь.
Она послушно свернула к обочине.
Милиционер быстро подошел к машине, привычно оглядел ее, быстро открыл дверцу, заглянул внутрь.
— Права! — приказал он.
И тут увидел, что девушка за рулем плачет.
— Что с вами? — спросил милиционер. — Что-нибудь случилось?
Ответить она не могла. Уронив голову на руль, Наташа рыдала. Милиционер растерянно смотрел на девушку.
Такси мчалось по улицам города.
Рядом с пожилым шофером сидел Азаров.
— Сын у меня, — радостно сообщил он шоферу. — Сто тысяч дел, понимаете…
— Известно! — сказал шофер.
Вдвоем, вместе с шофером, грузили они в машину сложенную детскую кроватку, разные пакеты.
Такие кроватки большой дефицит, — со знанием дела сказал шофер. — Вам повезло.
— А я вообще… очень везучий, — сказал Азаров.
Попов вошел в кафе самообслуживания. Поставил на поднос еду, направился к столику и увидел вдруг лысого человека в очках, того самого Гайдукова из ленинградского института «Проектавтоматика», которого остановил когда-то в заводском дворе.
— Здравствуйте, — сказал Попов.
— А, привет! — радостно сказал Гайдуков. — Старый знакомый. Ты мне и нужен… давай, подсаживайся…
Они сидели за столиком и ели.
— Слышал, какую тебе мину готовят? На защите? — спросил Гайдуков и засмеялся.
— Мне? — Попов не донес вилку до рта.
— Это такой спектакль! — радостно сказал Гайдуков. — Умрешь от смеха!
— Кто готовит? — спросил Попов. — Ничего не понимаю.
— Тихон Иванович, — сказал Гайдуков. — Григорьев твой отказался оппонировать его аспиранту… Стало быть, зарубил… Начисто! — Гайдуков пальцем нарисовал в воздухе огромный крест. — Рожки да ножки! — Он опять засмеялся.
— Почему? — не сразу спросил Попов. Вилку и нож он отложил: ему уже было не до еды.
— Считает: работа ниже всякой критики… Прав, конечно…
Попов помолчал.
— Когда это произошло? — спросил он.
— Две недели назад.
Попов молча смотрел перед собой.
— А Григорьев и Тихон Иванович — давние научные противники, — сказал Гайдуков. — Сойдутся — пух и перья летят… — Он добавил: — Теперь уж на твоей защите Тихон Иванович отыграется! Как пить дать!
Попов молчал.
— Старинная картинка в современном исполнении, — весело объяснил Гайдуков. — Паны дерутся, а у диссертантов чубы трещат… — И он опять засмеялся.
В квартире Азаровых на широком диване спал годовалый мальчик.
Катя заглянула в дверь, озабоченно посмотрела на ребенка, въехала на своем кресле в кухню. Здесь распоряжалась Ольга Петровна.
— Почему он спит так долго? — со страхом спросила Катя.
— Жизнью доволен — вот и спит, — объяснила Ольга Петровна.
Катя задумалась.
— Я очень боюсь, — вдруг сказала она.
— Справитесь! — возразила Ольга Петровна. — Это я, дура, боялась всю жизнь, что не выращу без мужа ребенка… Идиотка! А с таким мужем, как ваш… С таким отцом ребенка…
— Вы меня не поняли, — сказала Катя. — Я боюсь: когда-нибудь ему расскажут, что… не родной…
— Глупости! — возразила Ольга Петровна. — Даже закон такой есть. Разглашение тайны усыновления — уголовное преступление.
…В это время Азаров, шофер и Наташа вносили в дом покупки. Поднялись по лестнице. Азаров открыл дверь.
— Куда поставить? — спросил шофер, входя в прихожую с детской кроваткой.
— Сюда, пожалуйста, — распорядилась Ольга Петровна и открыла дверь в комнату.
Шофер вошел.
И увидел Катю в инвалидном кресле.
А на коленях у нее — смеющегося ребенка.
Она обернулась к незнакомому человеку, и взгляд ее сделался очень напряженным. Она прижимала к себе ребенка и со страхом смотрела на вошедшего.
И пожилой человек все понял.
— А ну, — сказал он, — покажите-ка, мамаша!.. Герой! — сказал он, разглядывая малыша. — Настоящий герой!.. И на мать похож. У меня глаз светлый, мамаша я не сглажу…
Попов стоял на лестничной площадке перед квартирой Григорьева.
Дверь ему открыла Вера Захаровна. И молча застыла на пороге.
— У меня дело, — объяснил Попов. — К Павлу Романовичу.
— Все дела в институте, — отрезала она.
Но в прихожую вышел уже сам Григорьев.
— Пожалуйста, Костя, — сказал он. — Проходите…
…Опять, как в тот раз, они сидели в его кабинете.
Попов говорил:
— …Это не мой, это ваш враг, Павел Романович… Оказаться побитым в чужой драке, — он развел руками, — согласитесь, как-то нелепо и нелогично.
— Что же вы предлагаете? — спросил Григорьев.
— Поедемте со мной в Ленинград, Павел Романович, — попросил Попов. — И сами оградите, пожалуйста, от этого Тихона Ивановича…
Григорьев пожал плечами.
— Не вижу никакой необходимости, — сказал он. — Работа у вас сильная. Я за нее спокоен… Получится, придаю слишком большое значение пустым закулисным слухам… Нехорошо.
Попов сидел молча.
— Так, — сказал он. — Это ваше последнее слово?.. Тогда мне все понятно.
— Не паникуйте, Костя, — сказал Григорьев. — Поверьте, никаких оснований. Я отказался поддержать очень слабую работу… А у вас, наоборот, прекрасная диссертация… Я слышал, к ней вполне доброжелательное отношение в Ленинграде…
Но Попов не принял его спокойного тона.
Глядя Павлу Романовичу в глаза, он тихо спросил:
