Не повышая голоса, полковник продолжал:
— А комитетчики-то фитиля нам вставили…
— Так у них же возможности другие, — попытался Майков отвести обвинение.
— Возмо-ожности, — снова начал растягивать слова Скворцов, однако вовремя спохватился и, подобрев, закончил: — В общем, мы должны все узнать об этом Авиаторе, или как его там, будь он трижды неладен, который собирается действовать в районе Песчаного. Связь с майором Нечаевым поддерживайте обязательно. Ну, домой, домой, Владимир Павлович. Я только поговорю с генералом да съезжу в Комитет, потом тоже отдохну…
По дороге лейтенант думал о «резиновых» гласных, о фитиле, о предстоящей работе. У поворота от офицерского клуба к внешней проходной ему повстречалась Аня Скворцова. Майков поспешил к ней.
— Куда держим путь? — спросил Владимир.
— В парк Космонавтов. А вы?
— Если не помешаю, то хотел бы пойти с вами. Время есть.
Майков познакомился с Аней с легкой руки Нечаева. Володе дали небольшую комнату в шестнадцатиквартирном особнячке для офицеров. В первый вечер, приняв душ, Володя устроился поудобнее на диване и взял книжку. Однако перевернуть ему удалось лишь две-три страницы: неожиданно раздался телефонный звонок.
— Лейтенант Майков слушает… Поручение майора? А кто это говорит?.. Товарищ Скворцова? Лечу!
Володя внимательно посмотрелся в зеркало, вылил на себя остатки «Шипра» и со всех ног бросился к проходной.
— Лейтенант Майков! — щелкнул он каблуками.
— Аня, — представилась темноволосая зеленоглазая «товарищ Скворцова». Она была немного выше плеча Володи, но это нисколько не смутило его: если бы она доставала всего лишь до места крепления будущих орденов, он все равно бы выполнил «важное поручение»…
— Вам приказано сопровождать меня до парка Космонавтов и обратно, — покачиваясь на носочках миниатюрных белых туфелек, сказала она.
— Если бы такие поручения были каждый вечер…
— То? — лукаво прищурилась Аня.
— Они выполнялись бы без пререканий, точно и в срок!
— В таком случае имейте в виду это и на завтра.
— Слушаюсь! — И Володя взял девушку под руку.
…Вечер был посвящен воспоминаниям. Володя рассказывал о себе, Аня — о своей жизни. Сегодня девушка уже знала, что он бывший фэзэушник, токарь. В прошлом году окончил училище. Майков теперь тоже кое-что знал об Ане: дочь полковника, студентка консерватории, любит свою скрипку, сливочное мороженое, нарциссы и стихи Василия Федорова.
— Нарциссы, нарциссы! Кому нарциссы? — предлагала цветочница у входа в парк.
Аня вопросительно посмотрела на лейтенанта, а лейтенант на цветочницу.
— Сколько стоят все?
У женщины округлились глаза.
— …надцать, — неразборчиво и торопливо выпалила она.
— Сумасшедший! — расхохоталась Аня и сама выбрала из огромной охапки свежих цветов три самых ярких нарцисса. — Большое спасибо.
— Пожалуйста! — одновременно произнесли продавщица и Владимир.
Цветочница понимающе улыбнулась и покачала головой: ай да пара, любо-дорого!..
Проезжая мимо парка, Петр Ильич не поверил своим глазам: его Анютка вышагивала рядом с лейтенантом Майковым. Володя ожесточенно жестикулировал, а она смотрела на него как загипнотизированная… «Ах, Аня, Аня…»
— Будете выходить? — второй раз спросил шофер задумавшегося полковника.
— Уже приехали?
— Да.
— Ты подожди, я минут через двадцать, — пообещал полковник, захлопывая дверцу машины. Поднимаясь в Комитет по белым ступенькам лесенки, он думал: «Жених… Тьфу ты, дьявол! Адресат еще неизвестен».
Весело переговариваясь, Майкой и Аня шли по нарядно освещенным аллеям парка, и люди провожали их светлыми взглядами.
— Присядем? — увидев под ветвистой акацией свободную решетчатую скамейку, сказала девушка и легким нажимом руки на Володино плечо подтвердила свою просьбу.
Лейтенант с удовольствием подчинился своей спутнице.
— Как хорошо здесь! — восторженно произнесла Аня и блаженно опустила длинные ресницы. — Если бы я была поэтом, написала бы стихи об этом вечере, о парке. А вы любите поэзию? Да? Прочтите что- нибудь.
Майкову вспомнились подходящие для этого случая стихи. И он прочитал их Ане:
Автор получил за эти строки три рубля двенадцать копеек в радиокомитете и головомойку на семинаре молодых дарований. Но если бы он видел, как студентка консерватории потеребила розовые бантики в черных косах и опустила красивые зеленые глаза, как благодарно погладила она рукав кителя Володи, он считал бы семинарскую головомойку своих витийствующих коллег недоразумением.
Почувствовав прикосновение Аниной руки, лейтенант твердо уверовал, что любовь, как и радиация, всепроникающа…
…Часу в двенадцатом ночи Петр Ильич разогревал на газовой плите остывшую манную кашу и строил самые различные предположения по поводу ночного моциона своей Анютки.
«Ну что бы сейчас сказала Анна? — Жену полковника звали так же, как и дочь. — Не миновать бы мне нахлобучки. — Скворцов негромко рассмеялся. — Хорошо, что уехала погостить к родственникам… А вернется — достанется на орехи: «Петя, я же говорила тебе и еще раз повторяю: Анечка должна быть только в артистической среде…» Хм, артисты…»
Камил Умаров тяжело переживал свою неудачу. Он ни на кого не обижался и никому не жаловался. Алексею же, пытавшемуся разделить «горе» поровну (ибо, по мнению Карпенко, за недоученность Умарова грех ложится на него), Камил сказал однажды:
— Ты хороший человек, Алеша, но зачем выгораживать меня… Плох тот ученик, который пеняет на учителя… Ведь я же знал свои недостатки, только считал их несущественными. Думал, что ты и нынешний командир звена — придиры и буквоеды: делай вам все, как положено по инструкции. Мы, мол, и сами с усами! А что немножечко горяч — в этом никакой беды нет: какой же это летчик с рыбьей кровью? Теперь я
