удар финкой, от которого до сих пор ноет шрам на лбу.
— Да, человек с бородой, — подтвердил Майков.
Майор взял у лейтенанта обыкновенную бутылочную пробку и стал рассматривать. В ней не оказалось ничего примечательного. Но когда он вооружился лупой, то увидел на одном торце пробки перечеркнутый вопросительный знак, на другом — силуэт самолета и дамскую туфельку.
— Сам черт голову сломает с этими иероглифами! — не сдержался Долгов.
— По пути в кишлак бородатый взял из-под мостика водораспределительного устройства какой-то сверток, проверил и положил его обратно. Это портативная радиостанция. — Володя назвал ее марку.
— Где же остановился этот незнакомец? — спросил майор.
— В кишлаке, в четвертом доме слева.
— А куда девалась Агроном, Михаил Петрович?
— Долго водила меня по лабиринту проулков, — ответил капитан, — но замести следы ей не удалось. Вот адрес…
Затрещал телефон. Трубку взял Долгов:
— Слушаю. Кто? Из колхоза?.. Сейчас передам… Николай Иванович, вас просят.
Выслушав абонента, Нечаев посмотрел на Майкова и досадливо произнес:
— Человек, которому вы поручили наблюдать за бородачом, говорит, что его подопечный ускользнул в неизвестном направлении. А хозяин дома спит. Вероятно, применено сильнодействующее снотворное…
— Дела-а, — досадливо покачал головой капитан.
По щекам Майкова медленно расплывалась бледность.
Почти до рассвета сидели офицеры, высказывая свои соображения и подводя итоги минувшей ночи. А перед тем как лечь спать, майор Нечаев позвонил полковнику Скворцову в Катташахар. Петр Ильич сообщил, что министерство сельского хозяйства республики не вызывало агронома Анарбаеву из колхоза «Зеленый оазис» и что найти ее пока не удалось…
Старший лейтенант Семкин знал Анатолия Сергеевича Орлова еще капитаном, когда тот командовал эскадрильей. В ту пору нынешний ротный работал старшим оператором и не особенно задумывался над тем, куда ему пойти после срочной службы в армии. Он был готов к любому повороту жизни…
Орлов уезжал в академию.
— А ты что же, Сергей, увольняться будешь? — спросил капитан своего земляка из города Ливны.
— Увольняться.
— Значит, ворот нараспашку?.. А я думал, вместе послужим.
— Служить хорошо, если ты нужен в армии, а таких, как я, тысячи…
Орлов вскинул густые брови:
— Не понимаю.
— А что ж тут понимать? Оставаться, так на пожизненную. Стало быть, надо либо училище, либо академию кончать. А у меня всего-навсего десять классов и школа младших специалистов.
— Это все зависит от тебя, Сергей. — Орлов помолчал, о чем-то думая, затем спросил: — Хочешь пойти в училище? Поговорю с Плитовым, с твоим командиром. Помогу.
— Я подумаю.
— Подумай…
Этому разговору, должно быть, уже лет семь. Семкин закончил училище, Орлов — академию. Капитан стал подполковником, Семкин — старшим лейтенантом, заочником академии. Направляясь к командиру полка, Сергей вспоминал минувшее.
Старший лейтенант постучал в дверь кабинета и, услышав короткое «Да», открыл ее.
— Можно?
— Входи, Сергей. — Подполковник, отодвинув ладонью плановую, таблицу полетов, встал из-за стола, крепко пожал Семкину руку и усадил его на диван, обитый коричневым дерматином.
После двух-трех вопросов, не относящихся к службе, Орлов спросил:
— А как обстоят дела с проводкой целей?
— Применяли имитатор. Реальных целей маловато.
— Ну, не так уж маловато, — возразил командир полка. — Маршруты сельхозавиации использовал? Нет? А зря.
Орлов позвонил Манохину:
— Сегодня заявочные и рейсовые самолеты есть? Хорошо. Время? Так… Высоты? Добро. — Подполковник сделал несколько пометок в блокноте, вырвал этот листок и, передав его Семкину, сказал: — На учениях ситуация может сложиться самая непредвиденная. Еще раз потренируй расчеты радиолокационных станций, тщательно проанализируй их деятельность. Полеты будут эшелонированы по высоте. На это обрати особое внимание.
Семкин и сам знал, что при эшелонировании целей по высоте молодые операторы увлекаются проводкой самолетов верхнего яруса и забывают порой о маловысотных целях. Поэтому совет командира полка оказался как нельзя ко времени, и Сергей был благодарен Орлову.
— Во сколько начало полетов?
— Сразу же после обеда, — сказал Анатолий Сергеевич. — Это последние перед учениями. Завтра прибывает генерал, так что времени у нас больше нет… Ну, давай, Сергей, действуй.
— Есть!
Семкин ушел в подразделение, Орлов — на командный пункт.
За Родионом снова закрылась дверь гауптвахты. Измученный переживаниями сегодняшнего дня и вечера, уничтоженный молчаливым презрением выводного, он лег на жесткий топчан.
— Спать, — прошептал обессиленный Кузькин и провалился в темноту.
Всю ночь его душили кошмары. А на другой день майор Нечаев срочно вызвал Кузькина и вместе с ним уехал в Песчаное.
Машина остановилась в незнакомом Родиону тупике.
— Вы запомнили все, что надо делать? — спросил офицер, подходя к неказистому глинобитному дому, разделенному стеной надвое.
— Да, запомнил, — ответил Родион и шагнул вслед за Нечаевым к двери.
Майор постучался и отошел за угол. Вышла невысокая, стройная женщина лет двадцати — двадцати двух. Одета она была в зеленый сарафан. Кузькин хотел было что-то сказать, но так и остался стоять с полуоткрытым ртом.
— Что вам угодно? — спросила хозяйка дома.
Ошеломленный Родион молчал. Женщина чем-то напоминала Веронику, но все-таки это была не она. И рост, и лицо, и волосы — все как будто Вероникино, однако Родион видел ее впервые. Он крутнул головой и пробурчал:
— Я… меня… в общем, это не она, — обернулся солдат к Нечаеву.
Майор вышел из-за угла и, предъявив удостоверение, сказал:
— Извините, но нам надо поговорить.
— Пожалуйста, заходите, — пригласила женщина.
Вошли в первую комнату. Нечаев попросил паспорт хозяйки. Она открыла ящик стола и подала документ. Майор прочитал фамилию владелицы паспорта и удивленно посмотрел на Кузькина, потом на женщину.
— Что? — тревожно спросила хозяйка.
— Это ваш?
— Мой. Там же ясно написано: «Полина Григорьевна Толчкова».
— В том-то и дело, что ничего не ясно. Это паспорт Стрижевской Вероники Исаевны. И то подложный…
Кузькин остолбенел. Женщина побледнела и бессильно опустилась на стул. Затем, спохватившись,
