Не меньше, чем сама конструкция, Бабакина потрясли выстроившиеся в шеренги шкафы, буквально набитые электроникой, — усилители, размещенные в «кубриках» горизонтальной трубы диаметром в добрых три метра, служащей одновременно и осью вращения антенны при повороте ее в вертикальной плоскости.
Вернувшись в КБ, Бабакин сказал: «Хорошо бы каждого пропускать через эту антенну».
В общем, поездка оказалась очень полезной — именно здесь Георгий Николаевич, прикоснувшись к реальной аппаратуре, понял принципиальные отличия, которые несут в себе космические дальности.
Я попросил Бориса Викторовича Раушенбаха рассказать немного о поездке.
— Работа прошла весьма успешно, — вспоминает Раушенбах (действительно, станция «Зонд-3» впервые сфотографировала невидимую с Земли часть Луны, которая не была снята «Луной-3» в октябре 1959 года. Качество полученных фотографий позволило увидеть многочисленные детали лунного рельефа). — Георгий Николаевич ездил с нами в режиме ученика, если можно так выразиться. От того, с чем он встретился, он пришел в неописуемый восторг, просто загорелся увиденным… И вот, когда настало время докладывать руководству о результатах эксперимента, я пригласил его с собой, чтобы он почувствовал, скажем так, обстановку, в которой приходится крутиться. Вы знаете, что произошло? — Борис Викторович вдруг спросил меня.
— Нет, — честно ответил я.
— Он докладывал… — Раушенбах сделал паузу, видимо, чтобы подчеркнуть важность момента, — вместо меня. Когда спросили, кто будет выступать, Георгий Николаевич не мог удержаться, подскочил к доске и стал объяснять присутствовавшим товарищам особенности эксперимента. Я сидел и улыбался. Мне просто было забавно, что вместо моего официального доклада идет неофициальный доклад Бабакина, да еще по делам, к которым он, в общем-то, и отношения никакого не имеет. Я рассказываю об этом, — Борис Викторович внимательно посмотрел на меня, — не в порядке жалобы. Нет. Просто он съездил хорошо, все понял, во всем разобрался, ему все стало сразу близко. Настолько близко, что он и сам не заметил, как превысил свои полномочия и стал докладывать чужую работу. Позднее я понял, что если событие, беседа, выступление его взволновали, захватили, он первым, вне всякой очереди, выскажется и поделится своими мыслями «по поводу». Если чужая работа ему интересна и он в ней разобрался, значит, эта работа уже не чужая…
Замечание точное. Георгий Николаевич действительно не мог промолчать, если кто-либо в его присутствии рассказывал о вещах, которые ему были близки, понятны. Он считал, что никто так просто, как он, об этом не расскажет. При всей его деликатности он мог во время совещания встать, подойти к оратору, сказать ему мягко, по-дружески «сядь, посиди» и сам продолжить беседу. Примеров этому много. Не однажды, готовя какое-то совещание, он искренне верил, что оно будет идти по руслу, заданному «повесткой дня», в которую своей рукой вписывал фамилии докладчиков, конкретные темы их выступлений.
Но на первом же пункте этой «повестки» процедура, им установленная, им же и нарушалась, и оказывалось, что практически по всем вопросам основным докладчиком выступал он, Бабакин. Экспансивность его характера требовала немедленного выхода, и в этом он находил его. Тем более, что обычно доклады или выступления требовали в итоге каких-то конкретных решений, все равно организационного или технического характера, в принятии которых должен был непременно участвовать, конечно, и главный конструктор.
«Самое интересное в этой истории, — закончил рассказ Б. Раушенбах, — что никто из присутствовавших не воспринял выступление Бабакина как, как… — он подыскал нужное слово, — как странность, настолько всех поразила и покорила его увлеченность делом. А я, — добавил он, — был просто удивлен, как может человек в таком новом, далеко не простом деле так быстро разобраться».
Отработка бортовых систем, обеспечивающих мягкую посадку, началась еще на «Луне-4» и была продолжена «Луной-5 и -6». В сообщении ТАСС о завершении полета одной из двух упомянутых последних станций прямо говорилось об этом: «В ходе полета и при подлете станции к Луне получен большой объем информации, необходимой для дальнейшей отработки системы мягкой посадки на поверхность Луны».
Анализ результатов полета «Луна-5» закончился выступлением Сергея Павловича. Он мягко, по- отечески сказал:
— Ни в коем случае носа не вешать! Не нужно забывать, что космос — неизведанная дорога. И не всегда все у нас будет сразу получаться. Сегодня не сели на Луну, сядем в следующий раз. Пройдет время, захотим поехать по ее поверхности — не сможем стронуться с места. Наконец, поедем, но, может, не сумеем остановиться… Кто знает, как дальше пойдет дело — задачи становятся все сложнее и сложнее. И унывать тут нечего. Мы на правильном пути.
Он был прав. Мягкая посадка зрела…
2
Несмотря на огромную личную загруженность, Георгий Николаевич изыскивал время для участия в анализе результатов пусков лунных автоматов. И если он сам не всегда мог присутствовать на разборах, то через своих «доверенных» лиц был полностью в курсе дел. В новых станциях снова нужно улучшать, дорабатывать… Однажды Георгий Николаевич, обращаясь к специалистам, которым он поручил работы над посадочными устройствами, сказал:
— По старту к станции, мы уже знаем, претензий нет. По перелету тоже. Выбранный принцип посадки сомнений не вызывает. Значит, причину неудач, как кажется, нужно искать в переходных процессах. — Он посмотрел на присутствующих — как назло ни одного управленца, а только конструкторы, механики, — поняли ли? — В общем, особое внимание началу и окончанию работы каждой из систем, обеспечивающих посадку. И влиянию их друг на друга. Держите меня в курсе. И больше экспериментов.
— Так завод перегружен…
— Ну и что? Ты думаешь, директор завода и главный инженер меньшие патриоты, чем ты?
Работа предстояла большая. Нужно было в считанные недели изучить до тонкостей конструктивные особенности посадочного устройства, выполненного в виде двух баллонов, амортизаторов — «мешков», принимающих почти шарообразную форму при надуве их газом. Начиная с характеристик материала, из которого они изготовлены, и кончая технологией укладки их в станцию перед стартом. Нужно было исследовать методику заполнения их газом, оценить соответствие реального заполнения объема расчетному, выявить возможные отклонения. А для этого, естественно, необходимы десятки и сотни экспериментов. Вплоть до сброса макета посадочной ступени с вышки. Да еще на поверхности, имеющие различные физические характеристики. Песок, щебень, бетон… Какая она Луна — ведь еще не известно…
Результаты проведенных исследований, как и следовало ожидать, требовали каких-то конкретных решений… С каждым днем ситуация прояснялась. Вроде все становилось на свои места. Хотя оставался еще один неясный вопрос — выбор момента наполнения амортизаторов газом.
На всех «лунах», предназначенных для мягкой посадки, они наполнялись при подходе к Луне до включения тормозного двигателя, тогда, когда работали только движки астроориентации и стабилизации, имеющие малую тягу.
Как развивались события дальше, вспоминает один из участников этой работы:
«Нужно сказать, что какие-то решения по улучшению посадки мы нашли. А вот слова Георгия Николаевича о переходных процессах не давали покоя. Да и сам он при каждой встрече тоже интересовался: «Ну как?» Однажды он возьми и спроси: «А что происходит с самой станцией, когда надуваются «мешки», вы посмотрели?» Георгий Николаевич подошел к доске, нарисовал две пересекающиеся под прямым углом линии — оси станции, на конце каждой из них изобразил по кружочку — движки системы стабилизации при пассивном полете. Движки малой тяги. «Значит, так, — рассуждал он вслух, — известна тяга каждого такого движка, плечо, — скобочкой он очертил расстояние от движка до перекрестия осей и обозначил его через «а». — Теперь нетрудно и подсчитать, каким моментом располагает станция. — Кто-то подсказал нужные цифры. — Получается… — Бабакин назвал величину. — Вам, — он
