Любимая.
Как замечательно, что ты хорошо проводишь время с детьми. Наслаждайтесь тем, что вы вместе и можете отдохнуть!
Я очень надеялся, что смогу приехать к вам 30 июля, но, к сожалению, часто надеждам не удается сбыться.
30 июля я должен принимать руководителей штабов гаулейтеров в Оберзальцберге. Они, как и экономические советники гаулейтеров, подчиняются непосредственно мне, хотя практически никогда не встречаются со мной. 31 июля мы проводим совещание рейхскабинета или, скорее, высших административных властей рейха. 1 и 2 августа намечено совещание гаулейтеров по вопросу увеличения военных усилий. Как обычно, подготовка возложена на меня и моих стойких приверженцев.
Не переставая идут всевозможные приготовления к увеличению военных усилий под лозунгом: «Всеобщая мобилизация и наиболее рациональное использование нашего народа в национальной борьбе за существование». Вот почему я в любом случае не смогу приехать к тебе до 5 августа. Когда мне это удастся, я мечтаю проспать по крайней мере сутки.
Однако я в хорошем настроении, готов работать и радуюсь работе, а это самое главное.
Люблю тебя больше прежнего.
Всегда твой
Моя дорогая девочка.
Сегодня есть время всего на три, нет, на четыре слова:
Я безумно тебя люблю!
И наших детей как часть тебя!
Береги себя для меня!
С еще большей нежностью, чем прежде,
твой
Моя любимая, прекрасная возлюбленная.
3.45 утра, на востоке занимается новый день.
Через два часа гаулейтеры Хофер и Райнер[58] улетают в Зальцбург, после того как мы с ними до 3 часов совещались у фюрера.
М. обижается, что я не написал ей ни строчки за несколько месяцев, поэтому не говори ей о моих письмах тебе!
С 3 часов я подписывал бумаги и разбирал почту. Теперь вынужден попрощаться, поскольку в 7.40 должен уже быть на ногах.
Я люблю тебя, люблю тебя!
Всегда твой
Моя мамочка-девочка.
Повторяю в письменной форме то, что я сказал Кронци: я счастлив, что у нас девять детей, потому что я один не могу любить тебя так, как ты этого заслуживаешь. Так что вдесятером, сделав огромное усилие, мы постараемся должным образом ответить на твою большую любовь.
Ты самая любимая, самая восхитительная мамочка-девочка!
Твой
Любимая.
Я почти забыл о материальном благополучии твоем и детей! Но поскольку я не хочу казаться бессердечным отцом, то посылаю вам немного сладостей.
Береги себя.
Твой
Моя дорогая мамочка.
Сегодня я в Берлине, но, к сожалению, не смогу вечером приехать к тебе, поскольку должен вернуться в «Вольфшанце». Однако надеюсь встретиться с тобой 5 или 6 августа. Очень рад, что старший сын с тобой!
Люблю.
Твой
Любимая.
Прикладываю письмо от бабушки. Я передал ей продукты через водителя Кинкеля: хотел хоть так продемонстрировать свое доброе отношение к ней.
...На совещании высшего административного аппарата рейха доктор Геббельс произнес весьма яркую речь, хотя, на мой взгляд, его выступление по радио, которое ты так расхваливала, было чересчур многословным.
...Надеюсь, что травма Густава менее серьезная, чем ты сказала по телефону. Густав уже не раз попадал в разные истории. Я даже как-то спас его от тюрьмы, и он пообещал мне, что будет ездить только с шофером. К сожалению, он опять забыл о данном обещании. Я должен был запретить тебе позволять Густаву садиться за руль. Эта автомобильная авария будет очередным ударом для бедной Нелли.
...Фрау фон Тронфель[59] прислала мне взволнованное письмо в отношении событий 20 июля; через несколько дней я отправлю его тебе.
С наилучшими пожеланиями.
Хайль Гитлер!
Всегда твой
Мой дорогой папочка.
Сейчас вы уже должны подъезжать к Берлину – я надеюсь! Раньше я очень боялась, а теперь не волнуюсь, поскольку знаю, что в штабе не менее опасно, и вообще не существует такого понятия, как абсолютная безопасность. Все живут и работают ровно столько, сколько назначено судьбой, и только ленивый может не использовать время, отведенное ему в этой жизни. Я говорила об этом с фрау Тодт; она живет исключительно памятью о муже и сыне, и рассказала, что они оба вечно спешили, словно чувствовали, что им отмерян недолгий срок и надо успеть реализовать намеченные планы. Особенно, сказала она, это было поразительно в отношении сына. Когда она оценила, сколько ее мальчик увидел, сделал и испытал за свои двадцать лет, то сделала вывод, что многим людям не удается сделать этого за долгую жизнь, и она рада, что он погиб в бою, а не в результате аварии, как сын Нелли Шолтен, летчик- инструктор...
