картошки, а сверху ящик с арбузами. Охнула, вывернулась ужом, хорошо дверцы открылись – успела спрыгнуть и пешком до работы дойти.
И не только это. Бывало и похлеще. Ведь кто молчит и терпит, на того разве вот только метеориты с астероидами не падают. Почему? Природная аномалия, по-видимому.
Мама Катя, бывало, ей выговаривала:
– Фая! Берегись людей! Особенно баб! А пуще того – мужиков!
– А чего их беречься? Не боюся нисколько. Что ты меня пугаешь?
А где-то через два дня убедилась – мамы-то, оказывается, не врут.
Было это в году пятьдесят втором... Утром рано-холодно по пустой дороге побежала Фаина на трикотажную фабрику за Вознесенским мостом.
Дорога двадцать минут, пыль после ночи мокрая, а кроме Файки с улицы никто на фабрике в первую смену не работал. Взрослые бабы предпочитали во вторую.
И вот бежит Фаина по пустой дороге. Ни души. Тихо, половина шестого утра.
Только и осталось свернуть на улицу Ревстачек, а там Тамара подружка стоит, наверное, за кустом смородину объедает, ждет, пока Файка мимо пробежит, чтобы присоединиться.
– А-а-а-а-а-а-а... и-и-и-и-и-и.
Очнулась Фаина в пыли на дороге с разбитой головой, правая рука висела, как у Пугачихи в Болгарии, когда она премию отхватила.
Тихо... На дороге ветер шевелится и только какой-то мужик на велосипеде отъезжает, уже метров десять отъехал. Фаина от боли не различила, кто это? И почему она избитая лежит, а не бежит?
Только потом, уже доковыляв с вывихнутой рукой до Тамары, сообразила, что, видимо, на абсолютно пустой дороге велосипедист сбил ее. Проехал по спине или наехал, она упала и...
Зачем и кто? Денег при себе у нее не было, два талона на обед и пропуск на фабрику. И все. Звякнул бы, она посторонилась, если объехать не мог. Или не хотел?
Сколько велосипедистов было в то лето в Соборске, разве знаемо? Как узнаешь тяжелую спину и козырек кепки, повернутой назад, и того человека, который захотел проехать по тебе?
Держи вора
На подоконнике лежала колода карт. Когда тетя Фая уходила из дома, под ней были спрятаны две тысячи девятьсот рублей, деньги за ту самую телку. Сто рублей Фаина Александровна сразу отложила, чтобы купить монпансье и ландрину.
Чай с ландрином... Пьешь чай, а ландрином хрупаешь. Котята удивляются, поднимают глаза, вострят уши, что ты, бабушка, чем хрустишь?
Денег под картами не было.
Тетя Фая искала-искала до ломоты в спине, до дрожи в руках – ни одной денежки ни к даме, ни к валету не прилипло.
Дверь я закрывала на ключ, окна в зимних рамах, наверное, сунула и забыла, ой, старая... Тетя Фая стала искать по всем карманам, за иконою, под скатертью, в коробке с нитками. За молоком приходила одна Чудилова с племянниками, но она их взять не могла. Как села возле двери на стул, так в комнату и не зашла. А племянникам два и три года. Какие из них грабители?
– Зоя, меня обокрали! – крикнула в окошко Фаина, когда увидела бегущую с колодца сестру.
– Тебя? – пробежав еще метров пять, Зоя нехотя остановилась.
– Меня, – закивала из форточки Фаина.
– А чего у тебя украли? – заулыбалась протезами Зоя. – Валенки с галошами?
– Три тыщи за телочку – я хотела на них двор перебрать.
– Какой двор?
– Мой...
– Твоего двора тут нет, – перебила Зоя. – Ты его наглостью заняла и корова твоя, а двор наш. С Юрой...
Вот и весь разговор.
– А я сегодня хотела напиться и пойти на площадь танцевать, – вытирая мокрые сапоги у порога, выкрикнула Маруся и стала водить глазами за нервными прыжками подруги.
– Фай, ты чего, очки потеряла? Да они на тебе! – махнула рукой, по всему, веселая в честь полета Гагарина подруга.
– Ой, – начала Фаина.
– Да? – равнодушно кивнула тетя Маруся. – Давай сметаны поедим?
– На, ешь, – поставила крынку со сметаной перед Марусей Фаина. – Хошь, здесь, хошь, домой неси и ешь.
– А ложку? – тетя Маруся протянула руку и ждала. – А чего чайную? Давай супельную! Жалко для подруги, да? – склочно, как все пьяные, всхлипнула Маруся.
– Ты с кем наклюкалась-то? С жиличкой своей? – Фаина снова кинулась к картам на подоконнике, и стала их глядеть. – Как до дома-то дойдешь?
– Закушу и пойду, – буднично сказала Маруся.
Такие вот дела... Денег тетя Фаина в тот вечер так и не нашла.
А утром Маруся принесла чистую крынку, ложку чайную мельхиоровую, правда, забыла, но прямо с порога деловито поинтересовалась:
– Ну и что?
– Ты об чем?
– Пропажу обнаружила? – постучав галошиной о порог, спросила Маруся.
– Не-ет, – покраснела тетя Фая. – Прямо не знаю...
– Деньги в доме, – твердо сказала Маруся. – Только не в твоем.
– А в чьем?
Маруся Подковыркина скинула галоши и, оставшись в синих бурочках, начала нюхать воздух прямо от двери. Потом обнюхала, фыркая, оба угла, стол, схватилась отчего-то за грудь, взглянув в постный богородичный лик за лампадою:
– Ох!..
И вышла из комнаты в сени. Фая за ней, даже не одевшись. Маруся-то в болоньевой куртке, а Фаюшка только в кофте ситцевой и юбке в пол.
А в сенях холодно, тринадцатое, апрель. Выстыло за зиму, воздух ледяной, на улице теплей.
Маруся быстро побежала туда, вернулась обратно с шалью клетчатой, кинула ее на Файку и, ни слова не говоря, полезла по лесенке на чердак. Фаина только успевала смотреть.
Высунувшись из чердачного люка, Маруся замахала рукой:
– Давай залазь, что стоишь!
На чердаке было теплей, солнце просвечивало полчердака. Как же хороша жизнь среди пахучей стерильной после зимних холодов бумаги и прихлобученных от времени вещей. Допотопные чемоданы и терки, чугунная мельница в углу, рулоны довоенных обоев, и все это глядело на двух старух с такой лаской, что обе замерли на месте.
– А сестра твоя что так рано приехала? – схватив плетеную корзину для ловли язей и размахивая ею, как сачком, спросила Маруся Подковыркина.
– Они ремонт у себя в квартире делают, – пожала плечами Фая. – Наняли хохлов, а сами тут пока.
– Да? – не поверила Маруся. – Такие живоглоты, и кого-то наняли, да они из-за копейки удавятся!
– Ну почему, – поморщилась тетя Фая. – У Валентина жаба, у Зои щитовидка, а там краской, наверно, пахнет.
– Так у них же еще дача, чего они сюда-то приехали? Холодно, поди, а?
– Ну, – начала было Фаина, а Маруся, отбросив корзинку так, что та, подпрыгнув, докатилась до стены, в общем Маруся уже высунула голову в соседский, с другой стороны чердака лаз и с жадностью рассматривала чужие сени.
– Пошли! За мной! Не упади только, – и все. Пустой чердак. А где Маруся? А Маруся уже бегает по сеням Нафигулиных внизу.
Тете Фаине не оставалось ничего, как, икая от дурных предчувствий на свою наглую подругу, кое-как
