И напоследок, я достал из 152-ой аккумулятор, и втиснул ее в груду вещей на заднем сидении. Мы шли перегруженными, но у меня имелся подобный опыт, и на этот раз у нас есть настоящая взлетная полоса, а не грязный трек. Вечерело. У забора всего тринадцать тварей, так что я сомневаюсь, что они его обрушат. Когда мы проводили последние приготовления к полету, вдали раздались выстрелы из автоматического оружия. Услышав стрельбу, многие твари отошли от забора и двинулись на шум.
Мы понятия не имели, кто это может быть. В худшем случае (и видимо так оно и есть) это те сумасшедшие ублюдки, которые распяли тех бедолаг на поле недалеко от Отеля 23. Мы с Джоном приготовили все, что смогли и вернулись в диспетчерскую башню, где забылись беспокойным сном.
Утром я проснулся от пронзительной боли в груди. Лицо Джона выглядело гораздо лучше, но мой порез воспалился. Я снова продезинфицировал его, и приложил чистую ткань. Было десять утра, и я понял, что нам нужно уходить. Нежити у забора уже не было, и ночью стрельбы мы больше не слышали. Теперь появилась другая проблема. Как нам улететь, сесть на травяную полосу рядом с Отелем 23, выйти из самолета, и перелезть через забор, и не быть при этом съеденными?
Мы думали над этим несколько часов, коротая день. Я выразил озабоченность, что громкий шум двигателя привлечет к нам тварей не зависимо от времени суток. Тогда Джон спросил, — А ты можешь посадить самолет с выключенным двигателем? Я рассмеялся, и сказал, что не знаю, не пробовал, разве что во время учебных полетов в контролируемой обстановке. Я хорошо обдумал его предложение, после чего согласился попробовать.
Мы терпеливо ждали наступления ночи. 18 апреля, в 20.50 мы, наконец, решили, что пора отправляться домой. Ночью, когда мы загружали постели и разное снаряжение из башни в самолет, снова раздалась стрельба. На этот раз гораздо ближе. Еще в промежутках между стрельбой мы слышали что-то похожее на рев моторов. Мы запрыгнули в самолет, пристегнули ремни, и приготовились уносить ноги. Я знал, что легко отыщу Отель 23 по камерам слежения. В ПНВ видно все, что светится в инфракрасном спектре, как маяк.
Мы проинструктировали Уильяма, чтобы он всякий раз перед сном проверял, включены ли камеры и работают ли они в инфракрасном режиме. Это наш верный способ вернуться домой. Я вывел самолет на взлетную полосу, из осторожности не включая бортовые огни. Не будет огней, ничто не выдаст наше местонахождение.
Выровняв носовое шасси с центральной линией взлетной полосы, я разглядел в прибор ночного видения многочисленные человеческие фигуры по другую сторону забора. Ни Джон, ни я не хотели знать, друзья это или враги. Я отпустил тормоза, на скорости в пятьдесят узлов поднял нос вверх, и мы снова оказались в воздухе. С помощью аэронавигационной карты я направил самолет в сторону Отеля 23.
Как только мы взлетели, я заметил внизу вспышки выстрелов. Понятия не имею, стреляли они в нас, или оборонялись. Но, памятуя кресты в поле, склоняюсь к первому.
Вскоре я заметил в ПНВ свечение многочисленных камер наблюдения. Чтобы сориентироваться, я сделал один круг, а потом поднялся на высоту 2500 футов и начал заход на посадку. Я неохотно выключил двигатель, зная, что мы в любом случае окажемся на земле. Я не знал, как запускать двигатель в воздухе, поэтому это был билет в один конец. Мое правое крыло было параллельно западной части забора (две камеры на западном углу). Я продолжал проверять высоту и скорость полета. Восемьдесят узлов, 1500 футов.
Я сделал еще один круг, на этот раз с более крутым углом крена, потому что я был слишком высоко. Я немного снизил скорость и на высоте шесть сотен футов пошел на последний заход. Мы определенно падали быстрее, чем мне доводилось раньше. Под левым крылом у меня был Отель 23. Пространственное зрение в ПНВ было никудышное, поэтому приходилось поглядывать на альтиметр (перед взлетом я установил его на уровень моря). Три сотни, две сотни, одна, 70 узлов…
На высоте десяти футов я сбросил скорость, чтобы смягчить посадку. Пропеллер все еще вертелся, когда самолет коснулся земли сначала главной опорой, а потом и передним колесом. От жесткого удара все наше незакрепленное барахло разлетелось по кабине. Я выровнял самолет, медленно нажимая на остатки гидравлических тормозов, чтобы замедлить скорость.
С выключенным двигателем гидравлика почти не работала. Мне было наплевать на оставленные нами в самолете вещи. Я взял с собой только ружье, оставив самолет посреди поля, и бросился к забору, таща за собой Джона.
Мы добрались до забора, и Джон ввел код. Механический щелчок дал знать, что дверь открыта. Мы зашли внутрь. И закрыли дверь за собой. Наконец мы в безопасности. Этой ночью я попал из люка прямо в распростертые объятия Тары и под ее встревоженный взгляд, когда она уставилась на мою окровавленную одежду. Почти все утро я отдыхал и получал медицинскую помощь от Джен. Она, похоже, решила, что рану лучше зашить, поэтому резко вскрыла ее, прочистила и приступила к наложению швов. Я не стал спорить. Чтобы облегчить боль, я сделал несколько глотков рома «Капитан Морган», принадлежавшего некогда капитану Бейкеру.
21 апреля
21.18
Мы потратили целый день, маскируя самолет кустами и травой, и перенося припасы из кабины в Отель 23. Джон энергично изучал спутниковые снимки, пытаясь определить идентичность нашего места для атак с воздуха. Тара стала ближе ко мне с момента нашего возвращения. Завтра попытаемся вскрыть сейф с оружием с помощью ножовки
24 апреля
20.41
В отеле все спокойно. Воспаление вокруг раны спадает. Рана зудит и горит, но не болит так, как при глубоком заражении. Джен говорит, что через неделю, возможно, снимет швы. К сожалению, они использовала обычные нитки. Утром 22-ого, Уильям, Джон и я по очереди пилили огромный замок на сейфе с оружием. Каждый по десять минут.
Мы нанесли на ножовку смазочное масло, чтобы она не перегрелась и не сломалась. На то, чтобы перепилить замок, ушел почти час. Я уже почти представлял себе, что как только мы откроем дверь сейфа, оттуда вывалится труп. Конечно, такого не случилось. Нам повезло. В большом сейфе был склад оружия. Пять М-16, одна оснащена гранатометом «М-203». Не являясь опытным пехотинцем, перед тем как им пользоваться, мне потребуется его изучить.
Еще в нашей сокровищнице были два военных модифицированных дробовика «Ремингтон 870», и четыре «Беретты М-9». Когда мы начали вынимать оружие из стоек и переносит его в диспетчерскую, я заметил еще одно ружье, наполовину спрятанное в задней части сейфа, за коробками с боеприпасами. Заглянув в шкаф, чтобы рассмотреть, как следует, я увидел русский автомат. Если бы не надпись на нем, я никогда не перестал бы удивляться его нахождению здесь.
Часть надписи была сделана на английском, часть на русском:
Полковнику Джеймсу Батлеру, ВВС США
«Холодная война 1945–1989»
От Дмитрия Николаевича
Мне было не трудно догадаться, откуда здесь это оружие. При моем запущенном русском (да я и не знал его толком никогда), я все же понял смысл надписи. Этот русский АК-47 был, похоже, подарком доброй воли от одного военного павшей сверхдержавы полковнику Батлеру. Понятия не имею, кто такой Батлер, но, похоже, он командовал этим местом во время холодной войны и встречался со своим русским противником накануне распада СССР.
Мне стало интересно, что мистер Батлер подарил товарищу Николаевичу взамен. Похоже, ответ я не узнаю никогда. Автомат был в отличном состоянии. Я решил взять его в свой отсек в качестве сувенира, сувенира гораздо более полезного, чем та же рюмка.
Теперь то мы были хорошо вооружены, по крайней мере, одной единицей боевого оружия на человека. К сожалению, женщины обращаться с ним не умели, и это нужно исправить в первую очередь.
