Кирилл подошел к огню ближе, чтоб поглядеть приказчика и передать ему Олегов наказ. Один из мужиков обратился к белобородому крестьянину, усердно жевавшему корку беззубым ртом.
– Ты, дедок, сулил сказки сказывать.
– А морозно.
– Ежели длинна будет, мы по снежку попрыгаем, опять слушать подсядем.
– Да не. Длинную в тепле хорошо говорить. А тут другие надобны.
Все смолкли. Старик выплюнул корку на ладонь и всунул ее в карман.
Отодвинул овчину от лица и, оборотясь к огню, сказал:
– Был грецкий царь и богат и славен, да минуло сие. Вовсе захирела великая Византия. И вот сели греки думать, как им дела поправить. Ниоткули дары им не идут, податные народы отпали, стены в Цареграде обветшали, а чинить не на што. Вот, к примеру, у нас стены пожжены, а мы собрались да паче тех новые воздвигать будем. А там не то. И надумали греки, что никто столько денег не даст царю Константину, как Русская земля. Надобно, значит, опять зазывать русских паломников. А русские туда ходить стали неохочи – дорога длинна, через татар ходить боязно, а святыни и диковины у нас и свои завелись. И решили греки – чем заманить? Думали-думали и вспомнили – как кто из Руси ни придет, всяк спрашивает: а где, мол, у вас Вольгов щит прибит над воротами? А щит, может, и поныне б там висел, да ворота те давно изветшали и рассыпались, а новые построить денег нет. Вот и надумали греки хоть тесовые ворота соорудить и на них Вольгов щит прибить. Пускай, мол, русские приходят – дивуются. Хорошо. Поставили ворота…
– Выходит, дедко, на это нашли казны?
– Да не, из достушек слепили кое-как. Надо щит прибивать. А щит тот давно потерялся. Стали по городу русский щит искать. Великой переполох наделали: нету нигде щита. Николи греки русского оружия себе не добывали.
Вот у одной старухи спрашивают: 'Нету ли у тебя, Василиса, русского щита муж-то твой родом с Киева?' 'А может, и есть, – говорит старуха, поглядите на дворе'. И видят: действительно, длинной, округлой, железной лежит в сарае. 'То, – говорит старуха, – муж мой с Киева приволок'.
Обрадовались греки: хоть одна будет у них теперь память о былой славе Вольгов щит.
– Хороша слава! Вольг-то их сперва раскрошил, а потом, чтоб о позорище помнили да смирно сидели, щит свой прибил…
– Ты молчи. Твой рассказ и я знаю. Прибили они это над воротами славу пустили. Приезжают али приходят из Москвы, от митрополита, люди.
'Во, – говорят греки, – Вольгов щит!' А москвитяне глянули да и ахнули: мы, мол, Византию чтим, а гляньте-ко, чем Вольг их победил; это ж корыто, из коего в Киеве гусей кормят!.. Тако греки свою древнюю славу подновили.
Морозные звезды в небесной синеве, ветер, взлохмативший на тулупах овчину и колыхающий пламень костра, снег, отразивший небесную синь, рыжие заиндевелые бороды мужиков и нежная даль Византии – все сплелось в голове Кирилла.
Дед снова жевал корку, а мужики разложили огонь пожарче и приноравливались вздремнуть вокруг костра – благо овчин вдосталь.
– Дедко, – спросил Кирилл, – от кого ты про ту Византию слышал?
– А тебе что?
– Полюбилось, как сказывал.
– А в лето я на Москву отседа товары возил. Там сказывали.
– Знать, московская сказка.
– Там слыхал. А ты бы шел себе спать.
– Да я уж иду.
– С богом.
Едва отошел, встретилась женщина, увязшая с головой в мужской тулуп.
Он бы прошел, но она окликнула:
– Никак, Кирша? Родной!
– Овдотьица! Отколе?
– У родных была.
– А идтить в эту пору одной не боязно?
– Бог не выдаст, свинья не съест.
– Смела!
– Такой уродилась.
– А ты будто бодрей стала.
– Дело одно надумала.
– Ну?
– Только чтоб промеж нас. В Орду пойду.
– Ты?
