обозреватель из московского радио? Простите, если ошибся.
— Нет, Макар Иванович, ты не ошибся, — вздохнула она. — Только вот с добавлением «экс». — Она постучала ноготком в микрофон. — Ты меня слышишь, Макар.
— Вполне. Очень хорошо слышно.
Он пытался сообразить, что же еще можно сказать этой женщине. Когда-то они плотно общались, и их отношения можно было назвать даже дружбой. Небольшая совместная работа, несколько ночей, проведенных вместе. Жена ничего так и не узнала. Никто ничего так и не узнал, Валентина умела помолчать, когда надо. А потом она как-то выпала из поля зрения.
— Зачем тебе наш Тимофеев понадобился? — спросила она. — Скажи честно, Макар, я ведь тебя знаю, ты мелкую яму копать не станешь.
— Может быть, мы без помощи телефона как-нибудь поговорим? Я ведь рядом, Валя, я в холле стою. Давай-ка я лучше поднимусь к тебе. Или, может быть, ты ко мне сюда спустишься.
Непонятно почему, но почти целую минуту она думала, взвешивала, вероятно, что-то.
— Ладно, поднимайся. Четвертый этаж, комната четыреста семьдесят четыре. Там кодовый замок, не ломай его. Я сама открою.
8
За прошедшие после строительства годы в клинику не было вложено ни одного государственного рубля, он почти наверняка знал это, но все, начиная от розовой шведской кушетки в роскошном холле и кончая дверью с кодовым замком, выглядело как новенькое. Здесь работали, как следует, и, вероятно, за хорошие деньги работали.
Новенькими выглядели даже кремовые ковровые дорожки, застилающие полутемные тихие коридоры. Дорожка глушила шаги и быстро впитывала в себя темные мокрые отпечатки его обуви. Валентина уже поджидала его. Она стояла в проеме раскрытой двери, и в руке ее была зажженная сигарета.
— Ну и порядки у вас!
— Тише говори! — попросила она, указывая сигаретой направление. — Курить можно. Шуметь нельзя.
— А почему курить можно? — игривым шепотом поинтересовался он.
— Вытяжка хорошая!
После всей этой роскоши Макар Иванович ожидал увидеть за кодовой дверью что-то совсем уже фантастическое, но апартаменты главного врача оказались не столь шикарны. Он прошел за Валентиной по коридору, мимо каких-то стеклянных пустых стеллажей, потом была еще одна дверь с кодовым замком, и только уже за ней кабинет и маленькая приемная, всего две комнаты.
— У нас есть два часа! — указывая на кресло, сказала Валентина и затушила свою сигарету в пепельнице. — Дольше операция продлиться не может. Когда шеф вернется, тебе лучше здесь не находиться.
— А если я хочу взять у него интервью?
— Он не дает интервью. — Она вынула из пачки и прикурила новую сигарету. — Он вообще с журналистами не разговаривает. Какое у тебя дело?
На мониторе компьютера, стоящего на столе, быстро сменялись какие-то цифры. Поворачиваясь в кресле, Валентина следила за ними.
— Почему ты ушла из «Останкино»?
— Не из «Останкино». — Уловив что-то на экране, она зафиксировала изображение. — Из Москвы я уехала.
— Почему?
— Была причина.
— А все-таки?
Продолжая свою работу на компьютере, она не смогла посмотреть на него, хотя голова Валентины вздрогнула и на шее заметно надулись вены.
— Влюбилась! — глухим голосом сказала она. — Замуж вышла. А он фанатик. Знаешь, Макар, какое это несчастье влюбиться в сорок лет, да еще и в фанатика.
— Кто он?
— Не поверишь! — Она усмехнулась. — Депутат.
— В думе, что ли, сидит? В украинской Раде?
— Ну! — Все-таки она обернулась. — Надеюсь, ты не ревнуешь?
— Нет!
— Жалко, что не ревнуешь, было бы приятно.
— Ну, хорошо, а сюда-то ты как попала? Понятно, влюбилась, понятно, переехала к мужу. Но сюда- то как?
— Я работаю здесь два месяца, — сказала Валентина. — Тимофеев мне сам предложил это место. Был небольшой фуршет, мы разговорились, он вообще-то ничего мужик, когда немножечко выпьет, я пожаловалась на безработицу, а он предложил. Я не знаю, по какому принципу он меня выбирал. Вообще-то он просто так ничего никому не предложит. Буквально на следующий день позвонил домой и сказал, что за работу секретаря-референта я буду иметь семьсот баксов в месяц. Ты сам понимаешь, выбора у меня никакого. Для журналиста московского радио в Киеве работы не существует.
— Неужели ни одна газета не берет?
— Может, и взяли бы, не знаю. Но языка у меня нет, обивать пороги я не привыкла. И потом, жена депутата все-таки, небезопасно, что могут подумать? Ну ладно, Макар, говори, зачем пришел, ты же не в любви объясняться пришел. Выкладывай, времени у нас немного.
— А если в любви объясняться?
— Макар, мне работать надо. Давай по делу.
Она отвлеклась, снова фиксируя и обрабатывая какие-то данные на компьютере, и у Дмитриева образовалась минутка обдумать дальнейший свой ход. Было бы у него побольше времени, он не стал бы ничего рассказывать этой женщине, но времени не было, и он решил идти напролом.
— Ну, так я тебя слушаю!
В последний раз щелкнув по клавишам, она повернулась вместе с креслом. Вытянула из пачки еще одну сигарету, но не прикурила. Дмитриев взял со стола зажигалку, щелкнул, поднес огонек к кончику сигареты. Валентина выдохнула струйку дыма прямо ему в лицо, так она делала иногда в постели после близости. Запах дыма показался ему острым и сладким.
Он не стал рассказывать ей всего. В своем кратком рассказе Макар Иванович не упомянул ни разу ни о японском сувенире, ни о реакции этого сувенира на гроб с телом Макса. Он только перечислил факты. Телефонный звонок с того света, размалеванный труп, поминки. Из разговоров за траурным пьяным столом следовало со всею определенностью, что Макс за день до своей смерти от рака желудка был в полном порядке, на боли не жаловался. Пошел на работу утром и не вернулся.
— Это все? — выпустив в лицо Дмитриеву еще одну струйку дыма, спросила Валентина. Он кивнул. — Бред какой-то. Тебе очень надо в этом копаться?
— Он был моим другом. Вместе в Чехословакии воевали.
— Понятно. И что ты хочешь узнать?
Макар Иванович отвернулся к окну. Солнце заливало огромный район новостройки. В серой бетонной ленте будто были разлиты капельки раскаленного золота. Снег больше не падал.
— Хорошо, — сказала она- Попробуем найти санитара, который вашего приятеля оформлял. Какое это было число? — Она поиграла клавишами своего компьютера. — Вот, — сухие длинные пальцы забегали опять, и на экране появился нужный список, — если это первая половина дня у нас, то работали четыре санитара: Прыгунов, Мытищев, Сайко и Парамонов. Тебе повезло, Макар. — Она покосилась на Дмитриева. — Повезло, но не очень.
