Парис глядел задумчиво, Елена это оценила.
— Я так и думал, — сказал он, мягко отстранил ее и вышел. Она услыхала голос:
— Ахеец!
Вернулись они вместе, оба старались ступать тихо.
— Да, именно тот ахеец, — произнес Парис. — За что тебя так возлюбили боги?
— Меня зовут Одиссей. И то, что я сообщаю тебе свое имя, большое доверие.
Дионис стоял перед самым большим в мире зеркалом, когда в зал вступила Афина.
Приблизившись, она молча встала рядом.
Минуло довольно много времени, пока они наконец переглянулись.
— Я хочу вам сказать… Спросить… Ты любишь меня? — повернулась Елена к Парису.
Он глядел все так же задумчиво.
— Ты говорил, что да.
— Да, — согласился Парис, — и сейчас я все еще люблю.
— Докажи это! Сейчас!
Она повернулась к Одиссею:
— А ты? Что скажешь ты?
Одиссей нервно шевельнул плечом.
— Ты молчишь?
— Ты все знаешь, — отвечал Одиссей, и его особенности произношения, говор западных островов, в волнении стал отчетливее. — Я люблю тебя, — проговорил он быстро, бросил взгляд в сторону Париса и добавил: — И я сделал это с тобой сегодня.
— Сделай это тут, еще раз.
В опочивальне установилось продолжительное молчание.
Елене было весело. Она упивалась молчанием, выигрывала эту их нерешительность, как позицию в сражении.
— Ты дочь басилевса, — сказал Одиссей, — зачем тебе это надо?
— Ты самая красивая на свете, это подтвердила Афродита, — сказал Парис. — Город еще не взят, и ты не во власти толпы.
— Более того, я, Одиссей, тоже басилевс.
— А я — сын царя Приама. Мы не можем вести себя как дикари, как гребцы.
— Ахиллу боги недаром позволили умереть, — сказал Одиссей.
— Вы боитесь? — с полуутвердительной интонацией спросила Елена.
Она закрутилась на месте, подобно критской танцовщице, и упала на ложе.
— Вам запретили убивать друг друга, это ясно. Но кто-то же должен быть первым?
Елена Прекрасная приняла позу для любви и сказала:
— Мне интересно, кто успеет раньше.
— Это вызов, я его не приму! — Афина резко развернулась.
— А ты успеешь шепнуть ему, чтобы он не принимал вызов?
— Теперь это вызов мне?!
Дионис умиротворяющее улыбнулся.
— Вовсе нет. Будучи смертным, я больше всего захотел двух женщин вместе, двух своих Елен… Это было невозможно и немыслимо.
— Как легко ты выговариваешь это: будучи смертным…
— И знаешь, что удивительно: сейчас это невозможно и немыслимо точно так же, как раньше.
— Почему?
— Не бывает двух избранных.
— А-а…
— Я пойду. Мне как раз не очень интересно, кто успеет раньше.
Оставшись одна, Афина уже не видела того, что видела. Она распутывала его стратегию. Это была стратегия издевательства.
Зона всевластия любви: как себя чувствует Афродита? Чтобы сохранить себя, что должен сделать ее избранный? Она согласилась поделиться девушкой, сейчас это решение дойдет до конца, до предела. Это уже будет не ее любовь. Это нечто совсем иное.
Зона успеха: ну, мальчики, кто успеет раньше?
И даже над самим собой он способен издеваться: как он произнес это «будучи смертным»?! Ты мечтал о двух возлюбленных, когда был человеком, что ж, давай повернем это вот так… Похоже на смех Прометея перед падением в Тартар. Веселье приговоренного. Или нет?
Был момент, когда Египет, Троя и Греция могли сойтись в неистовом акте вакхического безумства. Причем символично то, что страну Кемт представляла бы женщина. Ведь женщина — это форма, а мужчина — всегда новое содержание. Страны, создающие форму цивилизации, это страны-женщины. И рано ли, поздно ли, они обязательно впускают в свои пределы варваров-мужчин.
— Я согласен, — первым сказал Одиссей. — Я сделаю это. И я согласен сделать это вместе. Завтра, на моем корабле.
— Любимая, ты не могла бы лечь иначе? — попросил Парис. — И прикройся этой вышитой тканью. Ее подарила тебе моя мать.
— Завтра город падет. Я увезу тебя на своем корабле.
— Ее? — спросил Парис.
— Тебя! Я обещал это своей богине.
— А ее?
— Я увезу вас обоих.
Парис потрогал висящий на стене лук, несколько раз щипнул тетиву, чтобы успокоиться.
— И что дальше?
— Дальше я не знаю. Ты же сам общаешься с богиней, я видел. Пусть она тебе и откроет, что дальше.
Елена встала с кровати и подошла вплотную к Одиссею.
— Что ты видел?
— Любимая, — сказал Парис, — у нас есть своя тайна.
— На мой корабль надо взойти ночью, — проговорил Одиссей.
Елена отвернулась от него и нежно прикоснулась к Парису.
— Мы не поплывем! — твердо отказался Парис. Потом взглянул на нее и сказал: — Я не поплыву.
— Тогда она достанется Менелаю, — напомнил Одиссей.
— Менелай уже отказался от нее.
— Да. Но он желает ее уничтожить. Отдать воинам, после чего собственноручно отрезать голову.
— И бросить псам, ты забыл, — Парис испытующе посмотрел в глаза своему противнику. — Это обычное ахейское развлечение.
— Это развлечение мирмидонское, — поправил Одиссей.
— Для Трои вы все так далеко, что различие отсюда плохо заметно.
— Мы близко, — зло сказал Одиссей, — ты ошибаешься!
— Второй такой поход произойдет через тысячу лет.
— Через тысячу лет, друг богов, не будет ни тебя, ни меня. Что ты будешь делать завтра?
— Мы должны взойти на его корабль! — потребовала Елена.
— Вдвоем? — спросил ее Парис.
