- Ты сам виноват.
- Наверное, я плохой психолог.
- Ужасный. Боже мой, у меня совсем не осталось друзей!
- Но я же знакомил тебя с разными людьми! А помнишь, двоюродные братья? А Наденька Красинская, одесская подруга молодости?
- Старая грымза, у ней только и разговору что о покойниках. И уровень развития у нее слишком низкий. И вообще, все, что она говорит, мне совершенно неинтересно. Хватит с меня страданий. Не хочу новых. Хочу к твоему отцу.
- Мама, надо жить - сегодня.
- А прошлое и есть сегодня, и даже завтра, и послезавтра, можешь ты это понять? Боже ж мой, наверно, вы правы. Как по-твоему, я совсем спятила?
- Нет.
- Ты говоришь одно, а думаешь другое. Потому что после этих лекарств... у меня с головой не все в порядке. Так и скажи.
- Ты просто устала.
- Ну да, и мне нужно отдохнуть. У вас только и разговору что об отдыхе.
- Потому что он тебе действительно необходим.
- Ты знаешь, сыночка, я же все понимаю. И врешь ты мне меньше, чем другие. Дорогой ты мой. А я тебя обижаю. Я, сыночка, страдаю от этого еще больше, чем ты. У меня иногда впечатление, что я, ах, Боже ж мой, разваливаюсь на куски и что я - уже не я.
- У тебя нарушено кровообращение. Кровь не всегда в достаточном количестве поступает в мозг. И оттого все твои 'впечатления' и головокружения. Только в этом дело.
- И все ты врешь. Говоришь, чтоб меня успокоить.
- Нет, просто не поддаюсь панике.
- Ты бесчувственный. Ну откуда ты взялся такой бесчувственный?
- Будь я бесчувственный, плевал бы на твои оскорбления и на все остальное.
- Может, у меня с головой и не в порядке, а у тебя с душой. Уходи!
- Гонишь меня?
- Потому что, когда тебя нет, мне кажется, что ты хороший мальчик. Ты совсем изменился. Тебя подменили. И ты знаешь кто.
- Не хочешь прогуляться до дороги?
- Нет, хочу вернуться. Чаю выпьешь?
- Если хочешь. Через десять минут за мной заедет знакомый с машиной.
- Я так и знала, что ты не засидишься. Сорок минут с матерью тебе выше головы. Знаю я тебя, эти твои машины - одни отговорки! Напустишь на себя важный вид, как будто ты министр и очень спешишь, сунешь мне дрянную тряпку, кофтенку, чтобы задобрить, и пропадешь на неделю. А потом позвонишь и скажешь, что должен съездить за границу. А на самом деле вранье, чтоб реже бывать у матери.
- Ты могла бы быть полюбезней.
- Хватит с тебя жены. Уж она-то у тебя любезная, змея подколодная.
- Вот видишь, я же прав.
- Сыночка, ты всегда прав. Ты скажешь мне правду?
- Какую?
- Папа погиб?
- Ты же знаешь, что да, три года назад, первого мая семьдесят третьего года.
- Боже, как давно! Но вам все равно его у меня не отнять, он всегда со мной. Как тебе чай?
- Душистый.
- Что с тобой? Ты хочешь что-то сказать? Что такое?
- В прошлый понедельник ты собрала чемоданы. Мне сказала хозяйка.
- Мне давно пора домой.
- Твой дом сейчас здесь. А ты просила медсестру взять тебе билет в Париж.
- Потому что в 'Аржансоне' мне хорошо. И хозяин - такой милый человек.
- Одна ты бы не доехала.
- Ну да, померла бы в пути, и слава Богу! Толстой тоже помер в пути. А он был моложе меня. А ты бы и рад был, в общем-то. Только совесть бы тебя замучила!
- По закону тебя нельзя здесь удерживать.
- По закону, не по закону! Еще жандармов позовите.
- Обещай мне, что не сбежишь.
- Раз уж тогда не сбежала...
- Приступ случился, потому и не сбежала. Ты спишь и видишь уехать. Никак не угомонишься.
- По-твоему, я должна притворяться и заверять тебя, что всем довольна! Счастливая старая карга! Так тебе спокойней.
- Послушать тебя, твоя главная радость - когда я беспокоюсь.
- Ну давай, давай, говори все до конца.
- И скажу.
- Хочешь еще конфету?
- Все-таки де Голль лучше, чем этот Гишар.
- Не Гишар, а Жискар. Гишар - министр.
- Жискар... как-то там дальше...
- Жискар д'Эстен.
- Слишком длинно для меня. А он со вкусом. Но Помпиду выглядел честней. Мне нравятся толстые политики. Такое лицо, как у Помпиду, очень трудно вылепить. У него черты нечеткие. Или уж тогда будет карикатура. Посмотри на Черчилля. Вот для скульптора находка. И Троцкий тоже. И немец, этот, как его?
- Аденауэр?
- Нет, молодой, с глазами бездельника.
- Брандт?
- Да, да! Вот это модель так модель! Что молчишь? Ну да, тебе плевать на мою скульптуру.
- Просто ты еще слабая. Доктор что сказал? Понапрасну - никаких усилий.
- И никаких удовольствий, кроме как сикать да какать?
- Мне нравится твоя бодрость.
- А, ты принес мне Тургенева! Ах, какой он джентльмен. Какой он элегантный!
- Элегантный, но не глубокий.
- Ох, уж эта ваша нынешняя глубина! Знаешь, что я тебе скажу? Ваша глубина - это все запутать так, чтобы потом не распутать.
- Хочешь перечесть Тургенева?
- Я теперь с такой головой читаю одну страницу три дня. Смотрю в книгу, вижу фигу. Но ты этого не слушай, а то еще решишь, что я выжила из ума. Выжить-то я, может, и выжила, но тебя это не касается. И не смей требовать у доктора справку, что я в маразме.
- Не потребую, не бойся.
- А я не тебя боюсь, а твоей женушки.
- Не вмешивай Марию в наши дела.
- Через месяц ты сдашь меня в богадельню, я уверена.
- Я подышу для тебя прекрасный пансион в Каннах, с мимозами и пальмами.
- Спасибо, сыночка. Уж и не знаю...
- Я тебя утомил.
- Ну ты совсем дипломат - намекаешь, что сам от меня устал и сейчас уйдешь. Боже, твой отец был такой внимательный! Приносил мне газеты и показывал, кто из знаменитостей хорош для лепки. Это он показал мне герцогиню Виндзорскую с ее кривым ртом... Я за нее раз десять бралась... А Юл Бриннер...
- Актер?
- У него был такой интересный череп. Очень интересный. На гладком шаре вена вьется, как змейка. Ты не представляешь, как это интересно. И у Никсона тоже нос сапогом. Что о нем, кстати, слышно?
- Он жулик.
- Но с русскими он знал, как себя вести. Габена тоже интересно лепить, только старого, когда он уже толстый и злой. Наверно, у него шикарная физиономия!
- Хочешь его фотографию?
- Хочу ли я фотографию! Он еще спрашивает! Да отец завтра же мне принес бы целую кучу фотографий, и таких, и сяких, и не знаю каких!
- Но тебе же пока нельзя работать.
- И мечтать тоже нельзя? Ты такой жестокий, что даже мечты у меня отнял. Дескать, старая развалина знай свой шесток. Подыхаешь и подыхай. Вот вы какие, интеллигенты!
