мужчине средних лет с крашеными волосами. По счастью, стала. Пару десятков минетов спустя Артемизия поднялась до редактора в 'Задним числом', самой популярной программе Ларри. Если представлялась возможность, после полудня они отправлялись в квартирку Артемизии в Вест-Дисбери ради сандвича, бокала вина и минутного траха. Ларри знал, что минуты недостаточно, но это хотя бы доказывало, что Артемизия его возбуждает. Когда Ларри занимался сексом с женой, ему иногда требовалась целая ночь, чтобы кончить.
Когда в дверь позвонили, Ларри валялся на кровати Артемизии в окружении ее плюшевых мишек.
Артемизия в душе вымывала из волос сперму Ларри. Последнему хотелось не обращать внимания на звонок, но зануда внизу все не унимался. Чертыхаясь, он встал и подошел к интеркому.
– Да?
– Посылка для мистера Ларри Крема.
– Сейчас спущусь.
Ларри был заинтригован. Кроме Артемизии, никто не знал, где он проводит время ленча. Неужели душечка купила ему подарок? Одевшись, он вышел из квартиры и спустился. На пороге стоял худой молодой человек без бровей и со встрепанными светлыми волосами.
– Мистер Крем? – с надеждой спросил он.
Ларри кивнул. Молодой человек замахнулся и врезал ему в челюсть. Ларри Крем рухнул как подкошенный.
Злыдень позвонил Никки узнать, как она. Да, сказала жена Билли, заходи выпить чаю. Он приехал в тот же день. Малышка играла на ковре. Всякий раз, когда гость смотрел на нее, она начинала вопить, зовя мамочку.
Никки выглядела потрясающе, глаза и волосы у нее сияли.
– А где Билли? – спросил Злыдень.
Никки поведала, что муж, как сказочная Рапунцель, заточен в башне 'Молмейсона'.
– Думаешь, он там работает?
– Не знаю. Когда он звонит, то даже не говорит, а только ругается. Вчера вечером он плакал.
– Плакал?
– Ага. Ему кажется, он предает собственную душу. Я ответила, писал бы лучше. Потеря дома покажется ему еще большим предательством.
Светило солнце, поэтому они посадили Мэдди в коляску и пошли прогуляться. Никки хотелось знать про Билли, поэтому Злыдень рассказал ей много всякого о том времени, когда им было тринадцать. О том, как Билли оставался у Стива ночевать, о том, как мальчишки читали вслух при свечах истории про призраков – тогда как им полагалось спать. То, как попал в тюрьму, пырнув ножом парнишку на школьной дискотеке, он опустил. Судя по опыту Злыдня, поножовщину нельзя считать афродизиаком.
– Ты ведь очень любишь Билли, верно? – спросила она.
– Да. А что? Ты разве нет?
– Конечно, конечно, я его люблю. Но творческие люди, как правило, большие эгоисты. Жить с ними нелегко.
– Ты тоже творческий человек.
– Очень мило, что ты так говоришь, но нет. Когда-то я была творческой личностью, но в настоящий момент только жена и мать.
– И ты на Билли за это обижаешься?
– Ага.
– Он тут не виноват.
– Знаю, но ничего не могу поделать.
Злыдень сочувственно кивнул.
– Почему ты вернулась?
– Прости?
– Ты же однажды от него уходила, верно? Если с ним столько проблем, почему ты вернулась?
– Я была беременна. У меня не было ни денег, ни крыши над головой. Не в том дело, что я не люблю Билли. Он мне не верит, но я его люблю. Он жалуется, что я перестала им восхищаться, но и в этом ошибается. Он сосредоточен, полон решимости. Почему бы мне им не восхищаться? Но правда в том, что мне тридцать три, и я не могу разобраться, что сталось с моей жизнью.
А Злыдень тем временем думал: 'Слишком много болтаешь, сучка'.
– Таблетки, терапевты, я все перепробовала, – продолжала она. – Я не знала, что со мной не так, но пошла к психотерапевту, а там мне сказали, что у меня все классические симптомы депрессии. Бессонница, апатия, мысли о том, что мир – ужасное место.
Лишь бы ее заткнуть, Злыдень притянул ее к себе и поцеловал.
Никки не ответила – он словно бы целовал надувную куклу. Он отступил на шаг, чтобы на нее посмотреть. Лицо у нее было печальным и удивленным, словно он только что принес ей катастрофическую новость.
– Извини. Наверное, мне не следовало это делать.
