Когда Мальчик покинул помещение, Штерн направился к одному из клубных телефонов. Уединившись в маленькой нише, обшитой деревянными панелями, и прикрыв двери, он позвонил Констанце в Винтеркомб. Он знал, что она ждет его звонка.
– Ты это сделал? – Ее голос возникал и пропадал на линии: в нем была странная нотка, которую Штерн не мог определить: то ли восхищение, то ли страх, то ли огорчение.
– Да. Боюсь, это было неизбежно.
Он коротко рассказал ей о встрече, но Констанца не удовлетворилась кратким отчетом: она хочет знать все подробности. Как Мальчик выглядел? Что он говорил? Очень ли переживал?
Штерн коротко ответил на все вопросы.
– Вряд ли можно было от него ждать изъявлений счастья.
– Он плакал? Порой он плачет. Я заставляла его плакать – раньше. Ох, Монтегю…
– Поговорим завтра.
Штерн положил трубку. Он вернулся в курительную. Он повернул свое кресло спинкой ко всей остальной комнате, чтобы его никто не беспокоил. Спустя некоторое время он восстановил в памяти картину разговора. Штерн испытывал жалость к Мальчику, которого всегда любил, и к этой фотографии Констанцы, которая сейчас лежала перед ним.
Констанца с нетерпением ждала дня свадьбы. Она хотела, чтобы все кружилось в танце, все сходили с ума и вокруг стояло яркое великолепие и царила суматоха. Чтобы не оставалось времени думать: день должен быть мешаниной звездных осколков. Она хотела бы промчаться бегом по проходу Винтеркомбской церкви, если бы ей представилась такая возможность, если бы Дентон рядом с ней не был столь медлителен. Она чувствовала в себе воздушную легкость, с которой и выпорхнула из огромной машины с белыми ленточками. Эта приподнятость сопровождала ее и по церковному двору, мимо могил, надгробья которых блестели первым снегом. В портике, под сводами нефа, она была рада, что пол такой прохладный; она скользила по нему в тонких туфельках.
Эти изящные туфельки были доставлены из Парижа: для Монтегю Штерна война не представляла ни препятствий, ни границ. Заказывала ее облачение Гвен, Штерн оплатил его. Туфельки из Парижа вместе с белыми чулками из самого лучшего шелка, синие подвязки которых ей несколько резали.
А платье – о, какое платье! Пятнадцать примерок в лучшем ателье, муслин, брюссельские кружева. Длиннющий шлейф, что волочится за ней, несказанная красота, вышитая хрустальными цветами и звездами – триумф модельера!
Как приходилось затягивать талию, пока она не стала самой тоненькой и еще тоньше; новая горничная, тужась, затягивала ее белый корсет. «Тяни сильнее!» – кричала Констанца. Семнадцать дюймов, шестнадцать с половиной, шестнадцать. Чтобы Монтегю мог обхватить ее своими длинными изящными пальцами – вот чего хотела Констанца и чего она добилась. Она едва дышала, но ей казалось, что сегодня кислород ей даже не понадобится; она сама была воплощением воздуха, она сияла и лучилась, как алмаз.
Пояс вокруг талии был усыпан бриллиантами, такие же драгоценные серьги висели в ушах; бриллиантовыми блестками, как капельками слез, была усеяна ее вуаль. Набор бриллиантов был подарком Монтегю: они опоясывали ей кисти и, подобно струям дождя, лились по шее. Они были ее символом, талисманом ее отваги.
Поглядывая по сторонам, Констанца торжествующе шла по проходу. Что с того – пусть тут собралось людей меньше и не таких известных, чем она могла ожидать! Люди опасаются скандалов, вот и все; кое-кто из приглашенных предпочел устраниться из-за Мод. Ну и пусть! Констанца не волновалась: придет время, и все они будут искать ее общества, все те, кто сейчас пренебрегает ею. Она одержит верх над всеми. Они с Монтегю заставят их сложить оружие.
Была здесь и леди Кьюнард – женщина, которая чувствовала, что на небосвод восходит новая звезда. Констанца одарила ее легким кивком головы. Кто еще? Гас Александер, строительный король, который однажды прислал ей корзину с двумя сотнями красных роз. Конрад Виккерс, который, несмотря на запрет Мальчика, все же взялся делать свадебные фотографии. Он заигрывал со Стини. Три члена кабинета министров – они явились без своих жен. Соседи, которые не хотели огорчать Гвен. Вот и достаточно – эта свадьба должна стать только началом ее триумфа.
Констанца миновала ряды в притворе, отведенные для семьи Кавендиш. Там сидела Гвен со склоненной головой. Здесь же был Фредди; Мальчик – при полном параде; Стини, который держал на коленях ее новую собачонку – она должна тут присутствовать, настоятельно потребовала Констанца, хотя викарий проявил неудовольствие. Бедная маленькая собачка: Констанце придется оставить ее на медовый месяц. Она подарила ей воздушный поцелуй, потом улыбнулась Стини, Фредди, Мальчику, но он отвернулся.
Еще двадцать шагов, еще десять. Вот и алтарь, убранный белыми цветами, как потребовала Констанца.
– Только белые, – сказала она, – и никаких лилий.
Шафер, кто-то из друзей Монтегю, уже был наготове, и Констанца лишь бегло скользнула по нему взглядом. Рядом с ним стоял Штерн, который наконец повернулся при ее появлении; она обратила внимание на странную для него сдержанность внешнего вида.
До чего медленно Монтегю Штерн произносит обет! Констанца нетерпеливо взглянула на него. Почему он так взвешенно произносит эти слова? И если среди присутствующих и был какой-то атеист, то, конечно же, Монтегю. «Беречь и хранить отныне и навечно». Констанца вообще не любила слов; она не позволяла себе прислушиваться к ним. Пусть они себе проскальзывают мимо, ибо все эти слова полны ловушек: Констанца терпеть не могла обещаний. Окленд тоже обещал ей не умирать: любые обещания – всего лишь сотрясение воздуха, и люди никогда не держат их.
Когда кольцо село ей на палец, она почувствовала необыкновенное возбуждение; а еще через секунду к ней пришло чувство безопасности. Наконец-то! Все почти завершено. Еще несколько слов, и с этим делом будет покончено.
Быстрее, быстрее. Штерн коснулся ее руки. Она стала замужней женщиной. Леди Штерн. Констанца не отрывала глаз от алтаря. Белое с золотом. Она попробовала на вкус, как звучит новый титул. Четко и уверенно.
Настало время невесте получить поцелуй. Штерн обнял ее, ибо, как она знала, ему полагалось так поступить, но в движениях его сквозила холодноватая сдержанность. Констанца откинула голову, ее вуаль
