возбужденной. Попытайся сделать вид, что счастье из тебя не бьет ключом. В присутствии других счастливых людей Констанца выходит из себя, ее это раздражает. У нее просто аллергия. У нее возникает зуд, ей захочется чесаться.
Я подумала, что это неблагородно, учитывая недавнюю доброту, проявленную Констанцей по отношению к Стини, и решила, что это недостойно, о чем и сообщила. Стини только вздохнул.
– Викки, дорогая, ты прямо вспыхнула. Успокойся. Это всего лишь ремарка. Может, ты права. Я думаю о Констанце, какой она была много лет назад, и принимаю ее, когда она была еще ребенком.
– Стини, в любом случае это нечестно. Констанце столько же лет, сколько и тебе. Прошлым вечером ты сказал, что изменился. Ну, так и Констанца могла измениться тоже.
– Не сомневаюсь, что так и есть. Не сомневаюсь. – Стини издал умиротворенный звук. Он закурил сигарету, вставив ее в длинный мундштук. И с задумчивым видом выпустил клуб дыма.
– Сто пятьдесят шесть писем, – наконец сказал он, когда мы стали втягиваться в убогие пригороды Нью-Йорка. – Сто пятьдесят шесть. Солидное количество. И чтобы все исчезли? Странно, ты так не считаешь, Векстон? – Они снова обменялись взглядами. Векстон встревоженно посмотрел на меня.
– Мда, – наконец вымолвил он. – Я бы сказал, что это… в самом деле странно.
Констанца сказала:
– Расскажи мне все. С самого начала и до конца. Я хочу все услышать. Жизнь такая странная штука! Мне нравится, когда она откалывает такие номера. Расскажи мне. Расскажи.
Чтобы выслушать мое повествование, Констанца отвела меня в библиотеку, некогда созданную для книг моего отца. Книги справа, книги слева. Я ей все рассказала. Я старалась не исходить паром.
– Но я не понимаю, – Констанца покачала головой. – Он писал… и по правильному адресу? Ты уверена, что он в самом деле писал?
– Да, Констанца.
– Каждую неделю, как и обещал?
– Да, Констанца.
Она слегка нахмурилась.
– Но как это могло случиться? Твои письма к нему, я еще могу допустить, что они пропали. Но его к тебе? Это невозможно. Расскажи мне снова, куда он делся.
Я еще раз изложила ей историю, которую мне поведал Френк.
– О Боже… – Встав, Констанца принялась ходить по комнате. – А его семья? Что стало с его семьей?
– До конца войны ему так и не удалось узнать ничего определенного. Они все погибли. В разных лагерях.
Я остановилась. У Констанцы было белое лицо. Она продолжала безостановочно ходить по комнате. Я сказала:
– Констанца. Так получилось. Такая судьба досталась сотням детей. Френк был одним из тех, кому повезло, и он это понимает.
– Повезло? Как ты можешь так говорить? Повезло остаться сиротой таким ужасным образом – оказаться в лагере с номерком на шее?
– Констанца… он же остался в живых.
– Ох, если бы только мы знали! Я была уверена, что он должен был погибнуть! И мне было так больно видеть, как ты пишешь и пишешь ему, и все надеешься… – Она резко остановилась. – Хотя подожди… Чего-то я так и не понимаю. Когда он оказался тут, в Нью-Йорке, он же знал, где ты живешь. Почему он тогда с тобой не связался?
Я дала уклончивый ответ. Я не хотела рассказывать Констанце историю о том дне, когда Франц Якоб шел за нами до парка: это касалось только нас с ним. Я думаю, Констанца заметила мое замешательство, и обиделась, потому что коротко прервала мои объяснения.
– Ну-ну, – сказала она. – Теперь это уже неважно, как я предполагаю, так как ты его нашла снова. – Она помолчала. – Как странно пропал и нашелся Франц Якоб. Точно как твой отец. – Лицо ее стало задумчивым. – Так что… значит, ты его любишь?
– Да, Констанца. Люблю.
– О, дорогая, я так рада! Не могу дождаться встречи с ним. Как странно: в тот раз в Венеции я обратила на него внимание. Такой красивый молодой человек! Но мне бы никогда и в голову не пришло… Ну-ну, все наконец устроилось. Предполагаю, мне придется потерять тебя – ты оставишь меня, оставишь дом. О, только не смотри так. Это случится. Я-то знаю. – Она помедлила. – Он не упоминал… вы не говорили о дальнейших планах?
– Нет, Констанца.
– Ну ладно, все в свое время. Я не сомневаюсь, что он заведет разговор. – Она снова помолчала. – Он именно такой тип мужчины?
– Что за тип?
– Решительный, конечно, ты же понимаешь, что я имею в виду. Некоторым мужчинам это не свойственно. Они мнутся в нерешительности, не зная, в какую сторону прыгнуть. Терпеть не могу таких мужиков.
При этих словах она нахмурилась, разглядывая книги, стоящие со стороны, отведенной моему отцу. Когда я ответила, что да, Френк достаточно решителен, она уже не слушала меня. Она снова стала мерить шагами комнату.
