Может, я должна была выйти за Окленда. И ты знаешь, что я могла. Стоило только щелкнуть пальцем! И ничего не было бы проще.
– Ты так думаешь? Сомневаюсь.
Штерн, направлявшийся к дверям, остановился и оглянулся. Констанца продолжала сидеть на полу. Ее глаза блестели. С чувством усталой безнадежности Штерн наблюдал, как в ней копится гнев. Он видел, как гнев, подобно пружине, сжимается в ней.
– Что ты вообще знаешь? Да ничего! – Она стиснула в кулак маленькую ручку и снова разжала ее. – Ты совершенно лишен воображения, Монтегю. Ты никогда не был в состоянии понять ни Окленда, ни меня. Ты знал лишь, что Окленд представляет угрозу.
– Угрозу? – Штерн нахмурился. – Для меня или для тебя?
– Конечно, для тебя! – Констанца вскочила. – Как Окленд мог чем-то угрожать мне?
– Когда мы выдумываем человека, он всегда несет с собой опасность. Это-то я знаю, уже успел усвоить.
– Выдумываем? Выдумываем? Ты считаешь, что я выдумала Окленда? Ну и дурак же ты! – Констанца вскинула голову. – Как у тебя только язык повернулся? Ты глуп и скучен. Ты разбираешься лишь в том, как делать деньги, – и больше ни в чем. А мы с Оклендом близкие люди. Мы вот так близки! – Она свела руки и сжала их. – И всегда были. Как близнецы – нет, даже теснее, чем близнецы. Хочешь, я скажу тебе кое-что, чего никогда раньше не говорила? Ты знаешь, почему я так привязана к нему? Потому что Окленд был моим первым мужчиной.
Штерн обдумал то, что услышал. Он ждал этого или нечто похожего; ее слова, прикинул он, были частью ее очередного выверта.
– Мда… что ж, Констанца, несколько поздновато для столь драматического признания. Я иду спать.
– Ты мне не веришь?
Штерн посмотрел на жену. Как и всегда, гнев исказил ее, подчеркнул ее красоту. Глаза сияли, а раскрасневшееся лицо лучилось.
– Нет, моя дорогая. Я не верю тебе.
– Это правда!
– Я думаю, тебе просто хочется, чтобы это было правдой. Но желание не может изменить факты. Я предполагаю, что, если бы у тебя в самом деле были какие-то отношения с Оклендом, ты бы уже устала от него, как тебя утомляют все остальные. Поскольку дело касается…
– Секса? Ты думаешь, все дело в сексе? Как ты глуп! И, кроме того, вульгарен и лишен воображения.
– Возможно. С другой стороны, ты с такой страстью ищешь сексуального удовлетворения, что, как я подозреваю, тебе никак не удается получить его.
– Я ищу того, чего не нашла у тебя – это совершенно естественно.
– Моя дорогая, нет никакого смысла обмениваться обвинениями относительно моей мужественности или твоей фригидности. Давай сойдемся на том, что я приношу тебе свои извинения, раз уж разочаровал в этом смысле. Тем более что уже поздно, а мы многократно вели эти разговоры.
– А если я люблю Окленда – что тогда? – Констанца сделала шаг вперед. – Тогда вся твоя продуманная сделка ничего не стоит, не так ли? Любовников можно – но только не любовь! Только ты считаешь, что можешь заключить подобный контракт и он сработает. Ты всегда хотел надеть на меня шоры и держать на коротком поводке…
– Констанца, ты запуталась в своих метафорах.
– Ты обложил меня условиями и оговорками и ждал, что я буду подчиняться им? Чего это ради? Они душат меня. Они давят меня так, что я и вздохнуть не могу, не имею права быть сама собой. Но если я полюблю, я обрету свободу от тебя. Вот! Именно так! Можно устать от любовника, но не от того, кого любишь.
– Ты так думаешь? – Глядя на нее, Штерн не мог скрыть нотки печали в голосе. – Не могу согласиться: вполне возможно устать… и от того, кого любишь.
Спокойствие, с которым это было сказано, похоже, смутило Констанцу. Она отошла от него. Нагнувшись, она подхватила на руки одну из своих собачек и стала ласкать ее. Она поцеловала ее в голову. И подняла глаза на мужа. Она с трудом, натянуто улыбнулась.
– Ты сегодня трахал Бланш Лэнгриш, Монтегю? Ты достаточно долго пробыл в той квартире, так что должен был уложиться. И больше, чем один раз. Ты же не допускал, что я поверю в этого южноафриканца, верно?
– Я с трудом себе представляю, во что ты вообще веришь, а во что нет.
– О, но я ведь считала, что между нами действует соглашение: никаких тайн! И тем не менее ты несколько месяцев встречаешься с этой женщиной и ни разу не упомянул о ней.
– Моя дорогая, ты знаешь все мои секреты. И не сомневаюсь, что речь может идти только о времени, пока ты их все узнаешь.
– Вот уж чего от тебя не ожидала! Человек с таким изысканным вкусом – и певичка с крашеными волосами из Квинса. Тем не менее, предполагаю, она тебя вполне удовлетворяет в постели. Дешевая маленькая проститутка, которая не спускает глаз с твоего бумажника. Что тебе в ней так нравится, Монтегю? Мечтаю услышать. Вряд ли ее ум. Так что же? Ее ноги хористки? Сиськи? Задница? Или она просто устраивает тебя в постели, так она хороша?
Штерн остановился у дверей. На лице его отразилось неподдельное отвращение.
– Тебе не стоило говорить таким образом, – тем же тихим голосом, что и раньше, сказал он. – Эти слова… какие омерзительные слова ты подбираешь. Какую дешевку. Я всегда терпеть не мог, когда ты так выражаешься. Эта лексика… она тебе не подходит.
