могу только сожалеть. Мне всегда она нравилась.
Она встряхнула головой; какое-то время все шли в молчании. Окленд подумал, что, наверно, замечание Мод задело Констанцу больше, чем та старается показать, потому что в ее голосе звучала какая-то обида – а нотки эти он помнил еще с давних времен, когда Констанца, будучи ребенком, старалась защититься от неприязни, которую, как ей казалось, она вызывала в окружающих.
Минут через десять они оказались на развилке тропы. Здесь Констанца остановилась.
– Знаете, куда бы мне хотелось пойти? В старый Каменный домик. Он еще стоит? Ты помнишь его, Окленд, – любимое место твоей матери? Я сто лет не была в тех местах.
– Да, он по-прежнему там. Здание далеко не в самом лучшем состоянии – как и все остальное, – но он на месте.
– А что, если мы взглянем на него? Можем? Стини, Векстон – вы идете? Я отлично помню его. Гвен любила там писать свои акварели и сушила цветы. Как-то утром Мальчик нас там сфотографировал, я помню. Дайте-ка подумать… там были Гвен, и ты, и Стини. Да, и мой отец…
Она остановилась. Слегка махнула рукой. Отвернувшись, она сделала несколько шагов в сторону.
Все трое смотрели ей в спину. Заметив, насколько удивлен Окленд, Стини беззвучно произнес слово «комета».
– В тот день мы были в Каменном домике, – тихо сказал он. – Утром того дня, когда все собирались смотреть на комету. И я думаю, что это не самая лучшая идея – отправиться туда. Ты же знаешь, каково ей приходится, когда она вспоминает.
– Я в любом случае возвращаюсь в дом, – решительно объявил Векстон. – Холодно. Ты идешь, Стини? – К удивлению Стини, Векстон, который обычно бывал нетороплив в движениях, решительным шагом, не оглядываясь, двинулся в сторону дома. Стини, которому было необходимо поведать Векстону все подробности ссоры с Виккерсом, маясь нерешительностью, топтался на месте. Он уставился в спину Констанцы. Посмотрел на Окленда.
– Иди за ним, – сказал Окленд.
– Ты уверен?
– Да. Иди. Мы догоним вас. – Он понизил голос. – Все в порядке, Стини, она просто расстроилась. Дай ей минуту-другую.
– Ну, хорошо.
Стини с явным облегчением оставил их. Двинувшись, он было остановился, оглянулся и кинулся догонять Векстона. Как только Стини оказался рядом с ним, Векстон замедлил шаги. Оба они, остановившись, оглянулись; Констанцы и Окленда не было видно.
– Дорогой мой, – сказал Стини, озираясь, – стоит ли нам уходить? Я не совсем уверен в безопасности Окленда.
– Как и я. Тем не менее это его проблемы, не так ли?
– Мне бы не хотелось видеть его огорченным, как и Джейн. – Стини продолжал стоять на месте. – Может быть, все обойдется, не говоря уж, что жутко неподходящее время, так? Как раз после крестин. С другой стороны, от Констанцы…
– Кончай мямлить, Стини. Идем. Вернемся домой.
– Ты уверен? – Стини вздохнул. Он неохотно повернулся. – Может, ты и прав. Может, она и в самом деле взволнована. Я видел, в каком она была состоянии, когда принесли ее отца. Она действительно любила его, Векстон.
– Да? – с сомнением произнес Векстон. – Ты помнишь ту историю, что когда-то рассказал мне – о романе ее отца и о маникюрных ножничках?
– Да.
Векстон пожал плечами.
– Если уж она так любила своего отца, – спокойно сказал он, – так чего ради она стала резать его книгу?
3
– Ты хочешь вернуться? – спросил Окленд, когда они очутились у Каменного домика.
– Нет. Честное слово, все в порядке. Я рада, что мы тут очутились. Не из-за того, что у меня болезненные воспоминания. Мне всегда тут нравилось. Отсюда виден и лес и озеро. Ты помнишь, Окленд, твоя мать ставила тут свой столик? И ее акварели, ее краски, они лежали вот тут. А здесь были ее книги. Романы моего отца. Он отдал переплести их в пергамент – специально для нее.
Разговаривая, Констанца ходила по маленькой комнатке. В здании чувствовалась сырость, а от каменного пола тянуло холодом. Выйдя на лоджию, которая была обращена к озеру, она коснулась колонн, затем, продолжая жестикулировать и притрагиваться к предметам, вернулась в единственную комнату.
Окленд продолжал стоять, нерешительно наблюдая за ней. Несмотря на ее уверения, он понимал, что прийти сюда было не самым умным поступком. Прислонившись спиной к колонне, он закурил. Один из черных лебедей пересек озеро и исчез в зарослях тростника. «В одиночестве, – подумал он, – скитаюсь я странником». Последующие строчки поэмы вспомнить ему не удалось.
Казалось, Констанце не хотелось покидать домик, пока она не обойдет его. Окленд наблюдал, как она ходила взад и вперед, и ее дыхание облачками пара оседало в воздухе. Она стянула перчатки и прикоснулась к книжной полке. Кольца ее блестели. Окленд подумал, какой маленькой, изящной, милой и серьезной она кажется: странное экзотичное создание, залетевшее в Винтеркомб. Она была без шляпки. Цыганские пряди волос обрамляли ее лицо. У нее было грустное, безутешное выражение, как если бы, когда все остальные оставили их, она позволила себе расстаться с маской насмешливого веселья.
На ней было мягкое широкое пальто из какого-то темно-серого материала, как ни странно, слишком торжественное для Констанцы, которое придавало ей монашеский вид, напоминая о послушницах, о
