– Я горжусь нашим знакомством, Кода, – искрение произнес Дуглас. – Для меня великая честь принимать у себя настоящего пустынного гнома.
Конан фыркнул, однако от замечаний воздержался.
Устройство замка Мак-Гроганов всецело увлекло киммерийца. Лабиринт стен представлял собой множество хитроумных ловушек для врагов, буде те когда-либо сумеют прорвать первую линию обороны. Те, кого не остановят потоки горячей смолы, изливаемой с крыш, окажутся в темных проходах между двумя стенами. При этом изучить план лабиринта невозможно: стены снабжены воротами, которые могут быть заложены или отворены по желанию осажденных. Таким образом, вчерашний план лабиринта устаревает по сравнению с сегодняшним. Одни ворота замуровываются, другие открываются. Спустя день открываются уже новые двери, а прежние оказываются запертыми. Это позволяет осажденным совершать вылазки, не боясь, что враг воспользуется уже известными ходами и предпримет ответное наступление.
– Превосходно! – заключил Конан, когда прогулка завершилась. – Скажи мне только одно, граф Дуглас: для чего все это великолепие, если твой отец не ведет никаких войн – да и вообще в Аквилонии царит относительное спокойствие?
– Но здесь не всегда было так спокойно, – удивился вопросу Дуглас. – И не всегда будет, надо полагать. Затишья всегда сменяются бурями.
– Подданные любят твоего отца, – продолжал Конан.
– Мой отец говорит, что любовь подчиненных – наилучшие стены, какие только могут оградить властителя, – подтвердил юноша.
– Ты разделяешь его мнение?
– Целиком и полностью.
– Ты прав… Да, я восхищен и поражен вашим замком, – киммериец задумчиво оглядывался по сторонам, как бы стараясь запомнить все увиденное. – Надеюсь, когда-нибудь я сюда вернусь – как друг, разумеется, потому что врагам здесь делать нечего.
– Ты собираешься уходить? – встревожился Дуглас.
Конан пожал плечами.
– Насколько я понимаю, моя служба у Гэланта закончена. Он расплатился со мной сполна и теперь намерен остаться в гостях у твоего отца на некоторое время. Ему требуется записать песни и составить новые стихи, а кроме того – переработать обе версии о грозном пустынном духе: ту, что поведал ему Дартин, и ту, что рассказал ему я…
– Кстати, я тоже кое-что сообщил нашему другу сказителю, – вставил Кода своим сиплым голосом.
Оба молодых мужчины повернулись в сторону пустынного духа. Кода во время прогулки помалкивал, как будто его и не было, и в беседах участия не принимал, а теперь вдруг решил заговорить.
– Ты тоже? – переспросил Конан. – А тебе-то зачем было вмешиваться?
– Я участник событий, – заявил Кода. – Ну и кроме того, у моего народа имелось множество собственных преданий. Я не хочу, чтобы они исчезли после того, как я… – Он громко шмыгнул носом. – Ну, когда меня не будет… чтобы все наши легенды, песни и предания сгинули в одной могиле со мной…
– Разве ты умираешь? – удивился Конан. Кода шумно высморкался.
– Между прочим, я болен! – заметил он сердито.
– Боюсь, твоя болезнь не смертельна, – бессердечно сказал киммериец.
– Боишься? Боишься? – От негодования Кода подпрыгивал при каждом слове. – Ну что ж. Я всегда знал, каково твое истинное отношение…
Дуглас взял его за плечо и остановил гневную тираду.
– Конан всего лишь шутит. Он решил подразнить тебя, Кода. Вряд ли его отношение к тебе такое уж скверное…
– Не надо меня утешать! – Кода вывернулся из-под руки Дугласа и, заливаясь слезами, бросился бежать.
Дуглас проводил его взглядом.
– Напрасно ты так обращаешься с ним, – заговорил он с Конаном чуть укоризненно. – Он одинок.
– Он совершенно не одинок, – огрызнулся Конан. – Здешние стряпухи и служанки носятся с ним, как с куклой. Ты просто не видел. Они расчесывают его шерстку, готовят для него отдельные лакомства, даже ловят ему лягушек, между прочим… Одна сшила ему новый плащ, другая отдала ему сапожки, из которых вырос ее сынишка. У него теперь есть особенная щеточка для причесывания волос на мордочке и специальная бархотка для протирания ушей.
Дуглас засмеялся.
– В таком случае, он, вероятно, захочет остаться в замке.
– Если ты не будешь против.
– Я? О таких вещах следует спрашивать моего отца… – Дуглас на миг омрачился, а затем его лицо приобрело решительное выражение. Он приблизился к Конану и заговорил очень тихо и очень твердо: – Конан, я хотел просить тебя об одной вещи. Будь моим спутником, когда я покину замок.
– Ты хочешь уйти? – киммериец, казалось, не верил собственным ушам.
– Тише! Да, я давно уже мечтаю об этом. Но я слишком мало знаю об окружающем мире – я не так глуп и понимаю, что опасно пускаться в путь без опытного товарища. Мне хочется повидать те края, о которых рассказывает Гэлант. Я не могу усидеть на месте. Меня гложет беспокойство!
– Гэлант, вероятнее всего, не участвовал ни в каких особенных приключениях, – предупредил Дугласа Конан, – Все, что он рассказывает, он услышал от разных вралей, которых подбирал на рыночных площадях или в тавернах, где те готовы были набрехать с три короба за приличное угощение. Изредка ему доводилось встречать настоящих сказителей, готовых поделиться с ним своими сокровищами, но чаще всего он довольствуется сплетнями и болтовней. Лишь его певческий дар преобразует пустословие глупцов в истинные песни. Не обольщайся, Дуглас. В мире за стенами твоего удивительного замка не так уж много вещей, достойных внимания истинно благородного человека.
– И все же я хотел бы убедиться в этом на собственном опыте, – повторил Дуглас. – Умоляю тебя, помоги мне!
– Ладно, – кивнул Конан. – Судя по всему, ты в любом случае улетишь из- под отцовского крыла – так лучше бы тебе сделать это под приглядом… Я уйду вместе с тобой.
– Завтра, – сказал Дуглас.
Конан еще раз взглянул в полные решимости глаза молодого графа.
– Согласен, – произнес киммериец. – Завтра.
– Мне он сразу не понравился, этот твой Конан! – бушевал граф Мак- Гроган.
Гэлант сидел перед ним, выпрямившись в кресле, и молча слушал излияния графа.
– Кто он такой? Ты ведь даже не знаешь его настоящего имени! – продолжал Мак-Гроган.
– Я думаю, что Конан – настоящее его имя, – спокойно отозвался Гэлант.
Мак-Гроган, бегавший по залу, остановился и резко повернулся на голос,
