Достав папку с ролью, Эдвард углубился в чтение — по крайней мере, попытался. Мысли его упорно возвращались к Дженнифер. Он проверил сотовый: связи нет.
Ну и черт с ним. Все равно предначертанное неизбежно.
Лос-Анджелес встретил Эдварда безоблачным бледно-голубым небом и длинными свечками пальм. В аэропорту его ждал один из ассистентов с киностудии — симпатичный светло-русый парнишка лет двадцати с небольшим, очень опрятного внешнего вида, но с шельмоватыми глазами. Эдварду он понравился: интересный типаж.
Парнишку звали Сэм, его прислали, потому что здешний шофер Эдварда Гарри заболел, а нового нанять без ведома мистера Неша не решились.
— И правильно сделали. Гарри поправится и снова выйдет на работу. А пока я сам могу водить, — рассудил Эдвард. Он с удовольствием похлопал свой красный кабриолет «порше» по крылу, будто приветствуя любимую машину. Возможно, она была слишком щегольской, но воплощала в себе дерзкую сторону его натуры.
— Но если вам все же понадобится водитель, я к вашим услугам, мистер Неш, — поспешно вставил Сэм.
Видимо, это был один из первых его рабочих дней, и на студии ему хорошенько промыли мозги на тему того, как нужно обращаться с Эдвардом. Идиоты, они, наверное, совершенно позабыли, насколько Эдвард не любит подобострастного тона!
— Слушай, Сэм, давай сразу установим форму наших отношений. Если тебе нравится твоя работа, а я вижу, что нравится, то давай обойдемся без лишней нервотрепки. Твоей и моей. Но твоей в первую очередь. Поэтому, если мне что-то понадобится, я тебе прямо об этом скажу. А если я ничего не скажу, то ты и смотри на вещи соответственно. Идет?
— Конечно, сэр.
— Эдвард. Меня зовут Эдвард, если ты не в курсе, — усмехнулся он.
— О'кей, Эдвард, — не очень уверенно выговорил Сэм.
Эдвард заметил, как по щекам парня разлилась краска. Видимо, он не думал, что ему в жизни повезет называть одного из ведущих актеров американского кинематографа по имени.
Дома, в Беверли-Хиллс, все было по-прежнему. Никуда не делся решетчатый забор ручной австрийской ковки, экзотические кусты самшита все так же росли вдоль дорожек, газон был словно с картинки в каталоге, а с бассейном, казалось, с момента отъезда Эдварда не делали ничего другого, только чистили и чистили целыми днями. Здесь Эдвард держал прислугу, чтобы было кому присматривать за домом, когда он искал уединения в Нью-Йорке, как ни безумно это звучит: искать уединения в гигантском мегаполисе, где никогда не бывает пустынно и даже тихо на улицах.
Он поздоровался со всеми: с двумя охранниками, Кевином и Томом, с экономкой Терезой и с горничной Медлен. Сэм страстно желал остаться и продемонстрировать свою незаменимость и расторопность, но, памятуя о недавнем разговоре, помялся немного, не дождался поручений и ретировался. Эдвард распорядился насчет того, чтобы обед приготовили легкий, и поднялся к себе в надежде отдохнуть и собраться с мыслями.
Перелеты из Нью-Йорка в Лос-Анджелес давались ему нелегко, всегда рождали какое-то чувство нереальности. Разница во времени всего три часа, но если, вылетев, скажем, в полдень, ты бессознательно рассчитываешь прилететь в пять, точнее так рассчитывает твой вестибулярный аппарат, а прилетаешь в два часа, потому что география дарит тебе три «лишних» часа, то чувствуешь себя, мягко говоря, неуютно. Внутреннее чутье явственно кричит тебе, что что-то не так.
На этот раз Эдвард, правда, не был уверен, что причина его беспокойства и душевного томления в смене часовых поясов или даже во вчерашнем виски. Эта спальня была отделана в оттенках моря: голубой, бирюзовый, зеленый. Прохлада была желанной в жаркие калифорнийские дни. Эдвард повалился на постель. Шелковые простыни холодили руки и шею. Он потянулся за телефоном и набрал номер Дженнифер еще два раза. Нет ответа.
Сказать, что Эдвард был уязвлен таким поворотом дела, — это ничего не сказать. Нужно заметить, что женское внимание его избаловало. Легкие его победы были игрушечными. И то, что он почувствовал к этой девушке что-то необыкновенное, а она не торопилась падать в его объятия, — что ж, в этом было нечто восхитительное, и в глубине души Эдвард чувствовал, что так и должно быть, что это правильно, недаром во все века любимых женщин именно добивались. Но эта игра становилась болезненной для него, потому что он не был уверен, что она закончится в его пользу — а не в пользу злого рока.
На стене мерно тикали часы — подарок одной знакомой художницы, удивительная симфония из темно-зеленого и жемчужно-белого стекла. За окном, должно быть, шелестела листва в саду. Эдвард сделал над собой усилие, встал, раскрыл окна и опустил жалюзи. В комнату влетел горячий воздух, пахнущий морем и летом. Здесь по-прежнему царствовал зной. Эдварду хотелось раствориться в нем. Шум кондиционера только заглушил бы прелесть лета.
Нужно поспать. Обязательно нужно поспать. Может быть, повезет, и приснится она...
Дженнифер за один день поблекла, как цветок, который неосторожно поставили на самом солнцепеке. Под глазами явственно обозначились прозрачные голубоватые тени, а уголки губ неизменно были опущены вниз. Даже волосы не блестели против обычного, и она собрала их в невыразительный и не очень аккуратный пучок.
Она сидела в редакции и стучала по клавишам, с упорством, достойным лучшего применения, выуживая из сознания все идеи на тему «как отвлечь мужчину от экрана телевизора, когда там транслируют футбольный матч». Мысли, как стадо глупеньких овечек, лишенных бдительного пастушьего взора, разбредались кто куда с не меньшим упорством. Пока выигрывали мысли.
Дженнифер изо всех сил старалась не смотреть на Саймона, который, кажется, даже специально развернул монитор своего компьютера, чтобы поверх него можно было поглядывать на Дженнифер, не особенно отвлекаясь от основной деятельности — раскладывания пасьянса. Если кто-то интересовался, занят ли он, Саймон страдальчески закатывал глаза к потолку и нараспев, фальцетом, заводил речь о том, как тяжело жить, а тем более выполнять творческую работу, когда нет возможности просто на две минутки расслабиться между наиважнейшими, наисерьезнейшими делами.
Дженнифер старалась не очень резко подскакивать, когда ее телефон звонил или вибрировал и на дисплее высвечивался незнакомый номер. Ну то есть не совсем незнакомый: эти цифры успели врезаться Дженнифер в память, будто высеченные в камне рукой умелого резчика.
Сначала ей показалось, что все это просто сон. Ну в самом деле, не мог ведь настоящий Эдвард Неш звонить ей во втором часу ночи?! Но когда утром ей позвонили с того же номера, что и ночью (она специально проверила), Дженнифер заволновалась. Сначала она почти решилась было взять трубку и поговорить с ним. Но потом передумала. Нужно прекратить это, пока не поздно, пока он не успел слишком сильно запасть ей в душу, пока еще не больно рвать те непрочные ниточки, которые протянулись между ними. Почти не больно.
Ведь впереди их ничего не ждет, кроме разочарования.
Дженнифер вспоминались те слова, которые она сказала Эдварду при первой встрече: нельзя жить вчерашним или завтрашним днем, все время ждать будущего или сожалеть о прошлом. Хорошая мысль. Мудрая. Но у нее самой категорически не получалось так жить: страшно.
Почему-то людям прошлое, которого уже нет, или будущее, которого еще нет, кажутся более надежной опорой и более веским основанием для действий, чем настоящее. Ох уж эта странная человеческая природа!
— Эдвард, рад представить тебе Аврору Стентон, твою партнершу. Вы ведь еще не знакомы?
Режиссер фильма Майкл Марински, известный своими романтическими комедиями и парой мелодрам с миллионными бюджетами, немного нервничал и старался запомнить момент и одновременно отследить все
