— Я должен его повидать.
— Но он действительно обладатель имперского титула?
Кааврен резко кивнул, сообщив Ширип, что это не просто утвердительный ответ на ее вопрос, но и знак, что продолжать беседу капитан более не желает. Подлейтенант поняла оба ответа, которые таким образом имел честь сообщить ей старший офицер, и более вопросов не задавала.
Со своей стороны, Кааврен немедленно распорядился заложить карету, которая доставил бы его к раненому выходцу с Востока. Заметим вскользь, что хотя двести лет назад Кааврен предпочитал верховую езду перемещениям в карете, нам не следует забывать, что двести лет назад Кааврен был моложе — причем моложе ровным счетом на две сотни лет.
Благодаря оперативности, каковую наш тиасса требовал от всех своих подчиненных, карета и кучер были поданы всего через несколько секунд. Еще одним выразительным кивком капитан пригласил Ширип присоединиться к нему в этой поездке.
Пройдя через дверь, которую, как читатель несомненно помнит, мы недавно имели честь описать, они взошли в экипаж и приготовились к недолгой поездке. Кааврен, не имея настроения для беседы, таковую не начинал. Ширип сочла это намеком и также сохраняла молчание.
Спустя недолгое время они прибыли на Северно-Центральный Гвардейский Пост, где кучер — рядовой, которому доверили эту работу из-за его умения обращаться с лошадьми — спрыгнул на мостовую и придержал дверь кареты для капитана и подлейтенанта. Кааврен двинулся в здание первым, как подобает прирожденному военачальнику, и сразу направился к лазарету, вежливо хлопнув в ладоши у входа. Читателю следует понимать, что даже капитану гвардии Феникса не следует входить в лазарет, не получив заверений, что тем самым он никого не отрывает от деликатных обязанностей. Прерывать лекаря посреди операции, конечно, не столь рисковано, как прерывать волшебника посреди сложного заклинания, однако в равной степени невежливо.
В данном случае приглашения войти не последовало, дверь открылась и из нее вышла лекарь — атира, среднего роста и средних лет, с постоянной складкой на лбу и гордым носом, какой чаще встречается у ястреблордов. Она тихо закрыла за собой дверь, потом поклонилась Кааврену и сказала:
— Я ждала вас, милорд.
— Что ж, вот он я.
— Несомненно, вы желаете знать о состоянии моего пациента?
— Вы в точности назвали цель моего визита.
— Тогда я сообщу вам то, что вы желали узнать.
— И будете совершенно правы.
— Во-первых, вам следует знать, что он серьезно ранен.
— Это я уже понял.
— Более того, я не в состоянии наложить обычных заклинаний, предотвращающих омертвление тканей.
— Как — не в состоянии?
— Именно так.
— Но что вам мешает?
— Я не уверена, но все мои попытки потерпели неудачу.
— И что же?
Лекарь нахмурилась, складка на лбу у нее стала глубже.
— Я воспользовалась древними, примитивными способами очистки ран, и если это прошло успешно, полагаю, он выживет.
— Он очнулся?
— Пока нет.
— Можете вы сообщить, когда он придет в сознание?
— Не более, чем могу воспрепятствовать омертвлению тканей: это заклинание тоже не сработало.
Кааврен нахмурился:
— Тогда я подожду здесь, пока…
Тут его прервал звук, похожий на тот, что издает ветер, пронизывающий сквозную горную пещеру — звук, который явно исходил из-за двери, у которой оба они стояли. Лекарь молча отворила дверь и вошла, а сразу за ней и Кааврен.
В комнате стояла высокая узкая койка, на которой лежал выходец с Востока, накрытый простыней и одеялом. Глаза его, плотно зажмуренные, открылись при приближении Кааврена и лекаря. Он взглянул на черный шелковый шарф у нее на шее и прошептал:
— Если у вас есть что-нибудь от боли, я не буду неблагодарен.
— Простите, — ответила она, — но мои заклинания на вас не действуют.
Он снова закрыл глаза.
— Опий?
Лекарь нахмурилась.
— Это слово мне незнакомо.
Выходец с Востока вздохнул.
— Ну разумеется, незнакомо, — несмотря на слабость, в голосе его ощущалась насмешка.
Потом взгляд его обратился к капитану.
— Чему я обязан такой честью, милорд, что меня посещает… — Он закашлялся, поморщился, потом продолжил: — …столь высокопоставленный представитель личной отборной гвардии ее величества?
Здесь добавим, что, судя по тону, этот вопрос также не был лишен признаков насмешки, или по крайней мере иронии.
Кааврен, со своей стороны, оставил в стороне тон и просто ответил на вопрос, сообщая:
— Это в некотором роде касается ее величества, когда имперский вельможа обнаружен весь израненный, что само по себе вызывает ряд вопросов.
— О, — проговорил он, — так я не арестован?
— Никоим образом, заверяю вас, — холодно ответил Кааврен.
Выходец с Востока зажмурился, потом снова открыл глаза.
— Я вас знаю. Вы лорд Кааврен, не так ли? Бригадир гвардейцев Феникса?
— Капитан, — отозвался Кааврен в порядке подтверждения и уточнения, таким образом уложив в минимум слов максимум информации; автор вынужден признаться, что эту его привычку перенял и для себя, полагая эффективное использование письменной речи самым ценным для литератора качеством.
— Капитан гвардейцев Феникса, — согласился выходец с Востока. — И бригадир…
— Об этом сейчас не будем, — отрезал Кааврен.
— Хорошо.
— Могу ли я узнать ваше имя, милорд?
— Владимир, граф Сурке. Если желаете со мной поговорить…
— Желаю, если вы способны отвечать.
— Я соберусь с силами.
— Прекрасно. Мы встречались прежде, не так ли?
— У вас прекрасная память, капитан. Хотя в то время имя мое было несколько иным.
— Владимир из Талтоша, верно?
— Позвольте некоторое уточнение, никакого «из». Талтош — это второе, родовое имя; таков обычай моего народа. — Выходец с Востока, отметим мы, не разделял принципа капитана относительно эффективного использования речи, но мы постараемся не судить его за это слишком уж строго.
— Понимаю, — ответил Кааврен.
