Шей почувствовала, что ее щеки начинают полыхать огнем. В ушах загудело, и голос матери она слышала как во сне.
– Нет, – выпалила она. – Нет, ты не говорила мне, что Ян священник.
Что она сказала этому человеку? Что она наделала? Черт возьми! Он вовсе не похож на тех священников, которых ей доводилось видеть. В его облике ничто не указывало на его принадлежность к этому сословию. Она предполагала, что священники должны носить соответствующую одежду, а их манеры должны соответствовать их сану. Это нечестно, что он одет, как обычный светский человек. Она подумала, что он только поджидает удобного случая, чтобы уличить кого-то в греховном поступке.
От этих мыслей чувство смущения стало переходить в неконтролируемый гнев. Почему он с самого начала не сказал ей, кто он такой? Из-за него она выглядит как настоящая дура, это он выставил ее на посмешище. Она почувствовала себя оскорбленной. Но не было смысла набрасываться на него сейчас. Ее мать еще больше расстроится из-за нее. Шей взяла себя в руки, мило улыбнулась и, повернувшись к нему, сказала:
– Надеюсь, что моя профессия не очень шокировала вас, ваше преподобие. Он невозмутимо потягивал кофе.
– Чем бы ты ни занималась, это не может шокировать меня.
Она почувствовала скрытую скорбь в его словах и обиженно сжала губы. Она хотела что-то ответить ему, но в разговор вмешалась мать.
– Мне бы очень не хотелось, чтобы вы превратно поняли профессиональные занятия Шей. Она не позирует для вульгарных журналов, которые предназначены специально для мужчин, – сказала Селия с нервным смешком.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы ты защищала меня перед ним, – довольно резко заметила Шей и посмотрела на Яна.
– А я и не пытаюсь этого делать, Шей, дорогая, – дипломатично ответила ее мать. – Я просто хотела объяснить нашим мужчинам сущность твоей профессии. – Она повернулась к своему мужу и добавила:
– Она работает с самыми лучшими современными художниками, скульпторами и фотографами и помогает им создавать замечательные произведения искусства, которые никто не посмеет назвать непристойными.
Шей глубоко оскорбили умоляющие нотки в голосе матери.
– О, мама, оставь это, ради Бога! – раздраженно воскликнула она и встала, с шумом отодвинув от себя стул. – Пока вы все трое будете здесь молиться за мою грешную душу, я помою посуду. – Не сказав больше ни слова, она повернулась и пошла на кухню.
Некоторое время спустя она с остервенением драила тарелки, окуная руки в горячую мыльную воду. Ее юбка была прикрыта кухонным полотенцем, которое она использовала вместо фартука. Когда раздался стук закрываемой двери, она даже не повернулась. Ей пока не хотелось говорить с матерью. Но когда за ее спиной послышался низкий мужской голос, она вздрогнула от неожиданности.
– Хочешь, я помогу тебе?
– Нет, – коротко отрезала Шей, стараясь не задумываться, отчего так сильно забилось сердце. – Почему твой отец не установил на кухне посудомоечную машину, когда строил дом? – сердито спросила она, чтобы скрыть от него внезапно охватившую ее нервозность. Ее безразличие к происходящему было показным, а на самом деле ее очень огорчало то, что она вела себя в его присутствии неподобающим образом.
Он поставил на стол стопку грязной посуды и рассмеялся.
– Мне кажется, что сейчас она ему совсем не нужна. Он и твоя мать с превеликим удовольствием сами занимаются этим делом. Каждый вечер после ужина они приходят на кухню и с упоением моют и чистят. При этом они весело болтают и строят планы на будущее. Они так близки друг другу в этот момент, что я даже немного завидую им.
Несколько успокоенная тем, что он не обиделся на ее слова. Шей повернулась к нему и с любопытством посмотрела в глаза:
– Ты единственный ребенок в семье?
– Да.
– Я тоже. Мне кажется, что большинство детей в маленьких семьях чувствуют себя забытыми, заброшенными, когда их родители заняты собственными интимными вопросами. У них возникает чувство, что они вторглись в чужую семью.
– Ты знаешь это по собственному опыту? Она резко повернула голову, подчиняясь защитному рефлексу, но выражение его лица было мягким и понимающим.
– Да, думаю, что это так, – призналась она и снова повернулась к раковине, когда он вышел из кухни за очередной стопкой посуды.
Через некоторое время он вернулся, и она задала ему вопрос, который не собиралась задавать. Он просто сорвался с ее губ:
– Почему ты не сказал мне, что ты священник, прежде чем я выставила себя на посмешище?
Он снова рассмеялся.
– Обстоятельства вышли из-под контроля, – сказал он. – Я просто не успел этого сделать.
Он взял старомодный веник и стал тщательно подметать пол на кухне.
– Как ты думаешь, когда я мог сделать такое признание? Когда стоял совершенно голый перед тобой, открыв от удивления рот? Или ты считаешь, я должен носить на шее табличку с надписью, что я священник?
Ей стало совершенно ясно, что он насмехается над ней. Она сжала зубы, помолчала несколько секунд и сказала сдавленным голосом:
