индейцев.
— Мы долго шли за ними по пустыне, пока не оказались здесь, в Сан-Андресе. И хотя мы чертовски устали, да еще к тому же истерли в кровь задницы этими чертовыми седлами, но мы задали им такой бой! В конце концов удача улыбнулась нам — мы отняли у апачей двух лошадей, с дюжину мулов, одеяла и прочее барахло. Двоих из них пристрелили, остальным же удалось перейти Рио-Гранде в шести милях ниже Сан- Хосе. По пути они, как мы узнали потом, убили троих мирных жителей.
Гриффин завороженно слушал негра — обычно Эймос, как и Джордан, не очень любил рассказывать о своих боевых подвигах.
— Они вернулись? — возбужденно спросил он. — Черт побери, не было меня тогда с вами!
Эймос устало посмотрел на Гриффина:
— Да, приятель, вернулись — чтобы отомстить. И весь июль и август не давали нам покоя. Гоняли так, что иной раз приходилось отмахать миль семьдесят в день, спасаясь от них. И всякий раз они появлялись словно из-под земли… Еще четыре мексиканца нашли свой конец у подножия Сан-Матеоса. Тридцать шесть фермеров, что объединились было и вышли на индейцев, решив положить конец их безобразиям, расположились вечером в Красном каньоне на ужин — тут-то эти гады и нашли их ружейным огнем, .. Одного убили, троих ранили, забрали всех лошадей…
— Ты хочешь сказать, что ни одной битвы с индейцами вы не выиграли? — недоуменно спросил Гриффин.
— Отчего же, было пару раз. Где-то в начале августа нам удалось ранить пару индейцев и захватить одиннадцать лошадей — это было, если мне не изменяет память, в Моника-Спрингс. А дней через десять нагнали их милях в двадцати пяти на запад от Сабинала. 'Одного человека мы тогда потеряли, трое наших были ранены, еще один пропал без вести. Сколько потеряли индейцы, не знаю — дальше мы их не преследовали. Наш капитан Паркер решил не рисковать людьми. А через неделю в Хиллсборо — это в пятнадцати милях от Макеверса, — лейтенант Смит с отрядом в двадцать человек снова атаковал индейцев. На этот раз мы победили, но это стоило нам пятерых, включая самого Смита, и отряда местных жителей, который возглавлял некий Джордж Дейли.
— Ничего себе! — вырвалось у Гриффина. — Как это случилось, черт возьми?
— Вообще-то Дейли был сам виноват, что погиб. Мы уже, можно сказать, наступали Нана на пятки, как неожиданно этот хитрый лис повел своих людей в каньон Гавилан. Лейтенант Смит приказал отступать, но эти фермеры уперлись — нет, будем, мол, преследовать… Что, скажи на милость, делать Смиту, не бросать же этих идиотов! В результате погибли и он, и Дейли. Вскоре все эти храбрецы растеряли свой пыл, и тем, кто был еще жив, пришлось бежать поджав хвост.
Гриффин помолчал с минуту, а затем снова спросил:
— Так удалось вам в конце концов поймать Нана или нет? Эймос выплеснул остатки кофе из кружки в костер и угрюмо ответил:
— Нет. В конце августа этот старый лис ушел в Мексику и, насколько мне известно, до сих пор находится там. Может быть, устал от войны, решил какое-то время передохнуть…
— У него, должно быть, целая армия отважных воинов? — предположил Гриффин.
— Ты не поверишь, старик, но начинал Нана с небольшого отряда в пятнадцать человек, а к тому времени, когда подался в Мексику, у него было от силы человек сорок. И этот старый пройдоха, скрюченный к тому же ревматизмом, всего с четырьмя десятками краснокожих держал в страхе всех белых и черных на тысячу верст вокруг! В общей сложности он раз семь-восемь побеждал в серьезных боях с колонистами, убил их с полсотни, а сколько ранил — одному Богу известно, взял в плен двух женщин, отобрал у белых не менее двух сотен лошадей и мулов. Тысяча солдат, не говоря уже о трех-четырех сотнях мирных жителей, не могли справиться с его бандой. Теперь-то ты понял, — горько усмехнулся Джордан, — почему в конце концов мне все это осточертело и я ушел из армии?
— Ты хочешь сказать, что нам предстоит стычка с ними? — встревожился Гриффин.
— Считаю своим долгом предупредить тебя об этом, приятель. То, что мы их заметили, еще полбеды. Беда в том, что они заметили нас.
— И что ты предлагаешь делать? — продолжал донимать вопросами Гриффин. — Вернуться во Франклин? Апачи наверняка пойдут за нами и, боюсь, настигнут нас, как бы мы ни пытались запутывать следы.
— Ты прав. — Джордан поставил ногу на камень, где сидел Гриффин. — Не знаю, кто это — Нана, Джеронимо или Найче, — но ясно одно: от этих ребят вряд ли можно ждать добра.
— Жоли говорит, что это Джеронимо со своими людьми, — добавил Гриффин.
— Джеронимо так Джеронимо, — равнодушно пробурчал Джордан.
— Что ты скажешь, Эймос? — не унимался паренек. — Ты за то, чтобы вернуться или идти вперед?
— Я за то, чтобы идти вперед, — решительно произнес негр. — Как я уже говорил, отправляясь в этот поход, мы должны были отдавать себе отчет, что он может быть рискованным.
— Я тоже за то, чтобы идти вперед, — с воодушевлением поддержал товарища Гриффин. — А ты, дядя?
Джордан молчал, засунув большие пальцы за ремень брюк. Взгляд его был устремлен туда, где беспечно плескалась Жоли. Апачи — ее народ, и хотя она поклялась быть с ним, Джорданом, кто знает, как она решит, если ей придется выбирать между ним и соплеменниками?
— Дядя?! — Гриффин выжидающе посмотрел на Джордана. — Каково твое решение?
— Я за то, чтобы двигаться дальше, — ответил тот. — Но может быть, стоит спросить и у Жоли?
У Гриффина от удивления округлились глаза. Он уставился на дядю так, словно видел его в первый раз:
— Тебя действительно интересует ее мнение? Невероятно!
Джордан так посмотрел на Гриффина, что тому сразу стало понятно — дядя не шутит.
— Потрясающе! Джордану Синклеру наконец-то вдруг стал небезразличен другой человек! Где бы отметить это событие? — веселясь, проговорил Гриффин.
Эймос рассмеялся в ответ:
— Отстаешь от жизни, приятель! По моим наблюдениям, этот человек небезразличен ему по крайней мере с первой нашей ночи во Франклине.
Гриффин удивленно взглянул на негра:
— По моим же наблюдениям, Джордан все это время только и делал, что старался всячески унизить ее!
— Это говорит о том, что ты не очень наблюдателен, парень, — проговорил Эймос. — Ты видишь лишь то, что лежит на поверхности. Джордан неравнодушен к Жоли — это факт. Он просто медлит, сомневается — но так и должно быть. Только юнцам свойственно очертя голову бросаться в любовь как в воду.
— Ты хочешь сказать, — обиделся Гриффин, — что я на его месте действовал бы необдуманно?
— Не кипятись, приятель. Да, именно это я и хотел сказать.
Гриффин помолчал с минуту, а затем сказал:
— Что ж, не могу не признать, ты прав. И вообще ты, Эймос, я смотрю, мужик неглупый! И где ты только всему научился?
Эймос протянул Гриффину кружку с кофе и раздумчиво проговорил:
— Пришлось поневоле. Если ты родился черным, да еще и в южных штатах, приходится шевелить мозгами — иначе просто не выживешь, братишка!
Гриффин принял из рук негра кружку и пристально посмотрел на него.
— Ты был рабом, Эймос?
— Я смотрю, братишка, — лукаво прищурился Эймос, — ты хочешь в подробностях узнать всю историю моей жизни!
— Так интересно же, Эймос! До тебя мне почти не приходилось общаться с чернокожими. Отец, правда, нанимал несколько раз африканцев к нам на ферму, но никто из них почему-то долго не задерживался.
Эймос лег на землю, подложив под голову седло и вытянув длинные ноги.
— Нет, слава Богу, рабом быть не пришлось. Я родился неподалеку от Натчеза — это в штате Миссисипи, — и родился свободным. Рос в маленькой хижине на берегу реки. Помню наш сад, заросший одичавшими розами и обнесенный живой изгородью из жимолости, а за изгородью — бескрайние хлопковые
