– Да ты только представь…
– Представил.
– Ты просто вредничаешь.
– Ничего подобного, Понимаешь, я всегда хотел владеть чем-нибудь осязаемым.
– Я осязаемая.
– У меня никогда не было цели в жизни.
– Но, милый, она у тебя есть. Очень славная цель.
– Ни черта. Отродясь не понимал, куда меня несет.
– Ну так что? Пойдем вместе?
Чессер благодарно кивнул.
– Значит, ты ничего не обдумал толком? – Еще как обдумал.
– Тогда почему хочешь надеть себе на шею такое ярмо? Зачем они тебе?
– Кто – они?
– Ценности. Я имею в виду настоящие ценности – внимание, обязанности, время. Ехать туда, ехать сюда, посетить того, сего… Вдруг тебе захочется совсем другого? Хочешь – и не можешь. Умереть, какая скука!
Со своей обычной прямотой Марен попала в точку. С одной стороны, Чессер очень ценил преимущества личной свободы, тихую, беспечную жизнь – и доводы казались ему логичными. Но, с другой стороны, Чессеру хотелось признания, славы, известности. И он заподозрил, что Марен уговаривает его из личных побуждений.
– Назови это самоуважением, – сказал он.
Она закатила глаза.
– Не могу же я всю жизнь оставаться на последних ролях!
– Да почему нет?
– Мужчина должен работать, иметь какую ни на есть цель, – выкрикнул он. Банальная фраза заставила его поморщиться.
– А как же мы?
– Это совсем другое.
– Нет. Здесь тоже есть над чем потрудиться. Полный рабочий день. Беда в том, что ты следуешь правилам, которые больше не применимы. По крайней мере, к нам.
Чессер представил, что сказал бы на это его отец. Он бы в любом случае не одобрил, Успех, добытый вымогательством, – хуже неудачи.
Марен продолжала:
– Ты же знаешь, чего добивается в жизни большинство людей. Ничего. А потом вспоминают прошлое и рвут на себе волосы – да только поздно.
– Не забудь, что деньги на достижения есть далеко не у всех.
– Наверно. Но даже те, у кого они есть, обычно ничего не достигают, – сказала она. – Ладно, если ты решил окончательно, так и скажи.
Ее слова походили на ультиматум, но, выбирая между Марен и чем бы то ни было, Чессер всегда отдавал предпочтение ей.
Он собирался потребовать от Системы передачи в его единоличное владение новейшей и перспективнейшей шахты в Намакваленде. Плюс часть акций от каждого из главных держателей, дающая ему членство в совете директоров.
– Хорошо, – сказал Чессер. – Что бы ты потребовала?
– Не знаю. Пожалуй, просто выкуп.
Чессер обрадовался этому слову. Выкуп ассоциировался у него с похищением – а похищение его совесть приняла бы легче, нежели вымогательство.
– И какой выкуп?
– Чтобы ради него стоило возиться.
Теперь Чессер пожалел, что не придерживался первоначального плана, не вернул алмазы Мэсси в обмен на пятнадцать миллионов долларов. Сейчас он был бы уже свободен. Злясь на себя за то, что усложнил дело, он произвольно увеличил сумму и сказал:
– Пятьдесят миллионов.
На том и порешили.
Они составили письмо с требованием выкупа. Тщательно подбирая слова. Из газет, которые купил Чессер. Самой подходящей оказалась «Таймс». В ней было все, что они хотели сказать. Отыскав нужные слова, они попросту обвели их красным фломастером и проставили порядковые номера. С первого по сорок шестой. Оставалось только прочесть их по порядку.
«Ваши алмазы у нас. Можете получить их назад за пятьдесят миллионов долларов. Если не согласитесь, мы выбросим алмазы на рынок и собьем цену. Пусть в полночь пятого июля часы на башне Виктории
