— Господин, это «цветочный» яд. Основой этого состава служат корни «Белены». Он не может убить человека. Этот яд не опасен для жизни.
Таньги не ожидал услышать подобные слова. Он некоторое время изумлённо смотрел на араба, а потом только и смог что спросить:
— Ты уверен?
— Господин сомневается в моих знаниях?
— Нет, Хасамдад. Просто…чёрт, тогда я вообще ничего не понимаю, — последние слова Таньги пробормотал едва слышно, но араб их всё же услышал.
— Не так всё просто, господин, — с задумчивым видом произнёс араб.
— Что ты имеешь в виду? — Таньги насторожился.
— Сам по себе яд не опасен, но…этот состав может быть очень коварным. Достаточно несколько часов подряд вдыхать пары и у человека начинается головокружение, тошнота, бред. Он даже может впасть в кратковременное безумие. Цветочный яд действует в некотором роде как семена мака. Однако такое состояние длится не более двух- трёх дней. Именно в этом и заключена главная опасность.
— О какой опасности идёт речь?
— Опасность заключена в лечение. Обычно людям с такими симптомами дают настойку из шиповника смешанного с мятой. Этот состав весьма полезен при «обычной» болезни. Но если его дать человеку, вдохнувшему пары цветочного яда — произойдёт обратное. Снадобье многократно усилит действия яда и очень скоро приведёт к смерти.
— Проклятье, — вырвалось у Таньги. Он мгновенно побледнел. В который раз приходилось убеждаться в том, с каким изощрённым коварством действовал орден. Необходимо было воспрепятствовать любым подобным попыткам. И что самое важное, понимать что происходит. Таньги бросил задумчивый взгляд на араба, а потом неожиданно для него сказал:
— Знаете что, мэтр,…собирайтесь. Поедете вместе со мной во дворец. Я найду способ устроить вас поближе к королю. Ко всему прочему, вам будут выделены собственные покои и…щедро оплатят труд.
Глава 57
Глубокой ночью Жан въехал в Бретиньи. Стража долго не верила, что это он и есть. Слух о том, что граф Д'Арманьяк посажен в королевскую темницу и будет казнён, успел распространиться далеко за пределы дворца. Однако приходилось убеждаться в истинности некоторых вещей. Посему они проводили его лишь донельзя удивлёнными взглядами и произнесли несколько слов по поводу удивительного умения монсеньора выпутываться из безнадёжного положения. Жан даже не заметил пристального внимания со стороны стражников к своей особе. Он был погружён в глубокие раздумья. Медленно двигаясь по улице в сторону возвышающегося замка, он вспоминал разговор с Таньги. Он вспоминал сестру, с которой обошёлся самым худшим образом. Он вспоминал все свои поступки с момента прибытия во Францию и приходил к выводу, что своим появлением лишь принёс несчастье. Он не знал, как всё исправить и оттого чувствовал себя совершенно потерянно. У него никого не осталось. Те немногие люди, которые могли стать его семьёй — уже не были ими. Он оттолкнул их своей холодностью, своей…яростью. В эти мгновения Жан отчётливо осознал простую истину. Он просто не желал думать. Он и убивал, чтобы не думать. Так было для него легче. Проще. Вина за смерть матери забывалась, когда он проливал кровь людей, которых считал повинными, и которые таковыми не оказались. Поведение короля пролилось, словно целебный бальзам, на его кровоточащую рану. Жан был потрясён тем, как повёл себя король с ним. Ещё до того как он развязал его, пришло понимание своей ошибки. Благородство короля заставило его понять собственную вину, ошибки которым не могло быть ни объяснения, ни оправдания. Он ожидал всего что угодно. Он ждал смерти, надеялся умереть, а король не только подарил ему возможность исправить все ошибки, но и надежду найти истинных убийц родителей. Именно родителей. Таньги утверждал, что и мать и отца убил один и тот же человек. И Жан верил его словам. Он дал им в руки оружие против себя, но они не воспользовались им. Они повели себя как настоящие друзья. Друзья, которых у него никогда не было. Но этот убийца…
— Лануа, — прошептал Жан с холодной яростью, — ты умрёшь…жизнью своей клянусь…той самой жизнью, которую ты отнял и у меня, принудив проливать кровь невинных. Я не могу исправить содеянное зло, но я отвечу перед самим собой за любой из моих недостойных поступков. Ты же канешь во мрак проклинаемый всеми и прежде всего…мною.
После этих слов Жан почувствовал некоторое облегчение. Тяжесть собственных ошибок давила на него непомерным грузом. Он понимал, что такова действительность и ничего изменить нельзя. Однако эта мысль не приносила облегчения. Понемногу его мысли снова вернулись к разговору с Таньги. Жан узнал много нового для себя. Таньги рассказал ему обо всём. И о попытках убить короля и о мнимой болезни. Тем самым, доверив ему жизнь короля. Слушая Таньги, Жан поклялся оберегать жизнь короля Франции и уничтожить всех его врагов. Ему предстояло ещё не раз осмыслить рассказанное Таньги. Некоторые вещи остались для него не совсем понятными. Таньги настоял, чтобы он и дальше перед всеми выказывал свою ненависть к королю. Он говорил, что враги почувствуют недоброе, если он открыто изменит своё отношение. А этого допускать нельзя. Он даже из его отъезда устроил целое представление. Вначале, он вызвал гвардейцев, и они отвели Жана обратно в темницу, а затем сам же вывел его из темницы, а затем и из дворца. Правда, через потайной вход. При этом он предупредил, что вскоре отправит за ним следом погоню. Жан пришёл к мысли, что всё это делалось лишь для одной цели — показать всем вражду между ним и королём. Таньги было необходимо убедить всех вокруг, что он сбежал из темницы. Жан не до конца понимал смысл этих действий, но не мог не признавать мудрости Таньги. Тот был всей душой предан королю и действовал, прежде всего, в его интересах. А Жанна…его будущая супруга. Он никак не мог привыкнуть к этой мысли. И он не смог сдержать улыбку, когда вспомнил последнюю встречу. Она явилась к нему в темницу сразу после ухода Таньги и громко закричала: «Получилось так, как я того желала. Ты признаёшь, что именно я одержала вверх? Ему ничего не оставалось, как согласиться с ней. Она пришла в восторг и столько всего наговорила… Её задор заражал всех, кто находился рядом с принцессой. И Жан не стал исключением. Но, глядя на свою невесту там, в темнице…он вспомнил другую девушку. Ту, что была так дорога его сердцу и наверняка давно позабыла о нём…
— Господин!
Жан прервался от размышлений, услышав незнакомый голос. Он был удивлён, ведь слово прозвучало на фарси. Голос, несомненно, принадлежал женщине. Жан оглянулся по сторонам. Он как раз проезжал мимо постоялого двора. Именно оттуда вышла женщина, закутанная с головы до ног в тёмную одежду. Даже её лицо было закрыто. Женщина подбежала к коню и схватила его под уздцы. Чтобы ненароком не сбить её с ног, Жан остановил коня, и уже потом устремил сверху вниз удивлённый взгляд.
— Господин! — повторила женщина умоляющим голосом. — Сжальтесь, умоляю вас. Не наказывайте госпожу.
— Кто ты? — с возрастающим удивлением спросил у незнакомки Жан.
— Вы знаете меня, господин. Мы встречались.
— Думаю, ты ошибаешься. Прежде, я никогда…
— Меня зовут Маха, господин. Я приходила к вам вместе с госпожой, когда вы сидели в темнице. В Чанаккале.
— Что? — выдохнул Жан. Он в мгновение ока соскочил с коня и, взяв Маху за плечи, затряс. — Что ты сказала?
— Спасите госпожу! — повторила умоляющим голосом Маха.
— Она в опасности? Кто ей угрожает? Где она? — закричал Жан, не отпуская её. — Отвечай мне.
— После вашего отъезда, госпожа заперлась в часовне и никого к себе не подпускает. Она не ест и не пьёт уже три дня. Госпожа считает себя виновной в том, что вы уехали. Она поклялась не выходить оттуда. Пока вы не вернётесь. Она может умереть, господин! — со слезами на глазах закончила Маха.
Жан отступил назад, и растерянно глядя на неё, прошептал:
