Он обратился к донне Эмилии:

— Фройляйн Пери сейчас больше всего нуждается в отдыхе. Она будет жить в гостевой комнате. Пожалуйста, проводите ее туда.

Он повторил:

— Вы в безопасности. А завтра мы обсудим, что можно сделать для вашего дяди.

Марио, Костар и Мелитта поклялись хранить молчание. Будур Пери ушла с донной Эмилией. Луций остался один, день, полный контрастных впечатлений, все еще жил в его душе. Он погасил в комнатах свет и вышел на лоджию. Снизу доносились ритмично повторяющиеся выкрики: разносчики газет наперебой оповещали об экстренных выпусках. Ландфогт и Проконсул пришли к общему согласию, они прекращают открытую вражду. Город облегченно вздохнул. Сразу вспыхнул свет в окнах. Засияли главные улицы города, и вереницы огней побежали по изогнутому берегу бухты. Освещаемые красным светом боевые флаги на Дворце и Центральном ведомстве исчезли. Семьи сели за поздний ужин у своих очагов или в харчевнях. Жизнь в Гелиополе продолжалась.

Остались только холодные пепелища разрушенных и сожженных домов. Остались заключенные, для которых мучительно тянулось время. Остались и холодные тела убитых, с бледными, искаженными и чудовищно изуродованными лицами. Луна молча взирала на них сверху — привычная для нее ночная добыча с начала сотворения мира.

В арсенале

Луций проснулся рано, его сон был коротким, но крепким. Солнце вставало над морем, по синей глади которого скользили лодки — рыбаки возвращались с ночной ловли. Как часто в своих снах бродил он по лесам Бургляндии. В тенистой зелени порхал Карус, его сойка, с ласковым криком: «Луций — хороший».

Он сбросил одеяло. Наступил момент, которого каждое утро дожидался Аламут. По-кошачьи мягко он вспрыгивал на постель и, мурлыча, устраивался на теплом местечке, пока не входила донна Эмилия и не прогоняла его.

В соседней комнате раздавались звуки. Донна Эмилия готовила для Будур Пери ванну и завтрак. В ее хождениях взад и вперед, в тихом позвякивании посуды чувствовалась какая-то праздничность. Луций позвал Костара и попросил принести ему кофе; тот слышал, что гостья еще очень слаба. Луций велел Костару вывести лошадей и сказал, прощаясь с донной Эмилией:

— Кланяйтесь от меня фройляйн Пери, я вернусь домой поздно. Больше всего я прошу вас, Эмилия, следить за тем, чтобы двери были постоянно заперты. И нужно соблюдать также осторожность, если фройляйн Пери захочет выйти на лоджию. Не упоминайте ее имени в разговорах по фонофору. И по внутреннему телефону тоже.

— Не тревожьтесь об этом, Луций.

Этот день был им предназначен для визита в арсенал и для других приготовлений, связанных с операцией на Кастельмарино. Мелкие сюрпризы, как их называл Патрон, несмотря на объявленное перемирие, все еще продолжались. Но особенно не давал ему покоя сбитый танк.

Прежде чем оседлать коня, Луций еще раз детально просмотрел в кабинете все данные, скопившиеся за время сбора информации об этом острове, и инфрафотоснимки. Сведения были скудными и носили неопределенный характер. Лучшим источником оставались показания стражника, попавшего во время беспорядков на Виньо-дель-Мар в руки солдат и подвергнутого основательному допросу. Сообщение заканчивалось упоминанием о самоубийстве.

Они проскакали мимо собора и вдоль виноградников, окружавших «хозяйство Вольтерса». Народ, шедший с мессы и спешивший в сады и мастерские на работу, был настроен миролюбиво; чувствовалось, что он приветствует договоренность обоих властителей, а их обоюдное согласие рассматривает как добрый признак. В принципе народ любил мир и покой, спокойное течение своих будней с их мелкими заботами и ежедневной суетой торговлей, работами в саду, отдыхом вечерами в харчевнях Старого города или виноградных беседках у ворот виноделов, где собирались с детьми, домочадцами и кумовьями. Все это — приятное соединение часов безделья с часами работы, трудовых и праздничных дней, привычной, как мир, будничной жизни вдали от государственных дел — было им опять гарантировано. И это наполняло утро радостью.

Перед садами Ортнера им встретилась погребальная процессия парсов, направлявшихся к «башням молчания» и одетых в белые траурные одежды. Луций и Костар попридержали лошадей и в знак уважения к покойному сошли на землю. Похоже было, что Проконсул был настроен и в дальнейшем уважать и охранять обычаи этого народа на своей территории.

Арсенал был расположен в горах, чуть выше теплиц Князя и неподалеку от Академии. Своей наземной частью он скорее походил на маленькую управленческую контору. Оружейные мастерские и подсобные помещения находились внутри горы. От них расходились крытые проходы к военным складам и запасникам.

Главный пиротехник Сиверс уже ждал Луция. Он был маленького роста, почти карлик, и наверняка когда-то давно, чтобы стать солдатом, изо всех сил тянулся до нужной отметки при измерении роста. Однако он доказал, что в нем не ошиблись: три ряда орденских планок украшали его грудь. Для того, кто умел читать эти столь дорогие сердцу военного иероглифы, было ясно, что в большинстве случаев речь шла о знаках отличия за операции в ближнем бою. Дворцовый орден Князя с серебряным орлом свидетельствовал о долгосрочности службы.

Маленький человечек держался очень прямо и был чрезвычайно подвижен в его натуре каленое железо старого рубаки уживалось с приветливостью жизнелюбца. Как следствие ранения одна нога слегка волочилась. Голубые глаза смотрели открыто, взгляд был твердым, а курчавая огненно-рыжая борода с белыми нитями обрамляла его лицо.

Маленькая контора Главного пиротехника была заставлена картотечными ящиками. Стены увешаны таблицами и графиками, кривые которых в любое время позволяли судить о запасах арсенала и его складов. На небольшом экране бежали знаки и столбцы цифр. Из портретов висело привычное цветное изображение Проконсула в парадном мундире, рядом, в овальных рамках, как домашние святые, две мистические фигуры — одна из древней Галлии, другая из древней Боруссии. Первая — артиллерист прежних времен, взлетевшии на воздух вместе со славной цитаделью Лауданум. Второй, носивший символическое имя Клинке, прославился тем, что закрыл собой амбразуру.

Все вместе это производило впечатление грустного пепелища. Будни здесь были посвящены интеллектуальной подготовке взрывов, праздники окрашены в кровавый цвет.

* * *

После того как Главный пиротехник тщательно запер свое рабочее помещение, они прошли через залы, где за чертежными досками работали специалисты-технократы, и оказались в той части арсенала, которая была скрыта в горе. Над сводчатым входом висел классический знак артиллеристов — пылающий снаряд. Здесь помещался музей, а за ним целая анфилада огромных залов — старый цейхгауз, коллекции оружия и военных трофеев, расположенные частично в хронологическом порядке, частично по мере усложнения их технологии.

Луций хорошо знал эти залы, потому что обходил их с каждым новым набором курсантов Военной школы, это входило в его обязанности. Однако у него и на сей раз опять побежали мурашки по телу от того ужаса, которым веяло от сборища отслуживших орудий и машин войны. Они стояли молча, словно изгнанные в преисподнюю творения сатаны, причудливые по форме и порой загадочные по назначению. От примитивного кайла или булавы из красного кремня до самых головокружительных конструкций лазерной военной техники. Общим для них был стиль устрашения — принцип, коренившийся в примитивном мышлении, однако не утративший своего значения и в высших сферах духа, пожалуй, скорее даже нашедший там более конкретное выражение. Все время работала мысль по превращению смертельного удара в убийство. Луций думал при этом о словах патера Феликса, что вместе с сознанием растет и ответственность, а с ней и вина.

Вы читаете Гелиополь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату