— Ты — дьявол, наверно, — не спросила, утвердила она.
— Тик-так, детка. Тик-так.
— Хорошо… Я согласна.
— Вот и славно. Передай Розу Суок. Живо! — я надавил еще. Ми-тян всхлипнула.
Левая рука Канарии выпустила смычок, медленно поднялась и нырнула за пазуху.
И я наконец увидел Розу Мистику. Настоящую Розу.
Она была алой, и синей, и зеленой, мерцая всеми цветами спектра, переливаясь, словно павлинье перо или новорожденная звезда. Осколок драгоценного камня и сама в то же время великая драгоценность, ущербная и совершенная, стремящаяся сомкнуться с другими Розами поверхностью великолепного излома. Вращаясь над ладонью Второй Сестры, она заливала комнату мягким светом, испуская во все стороны радужные лучи.
Суок опустила косу и требовательно протянула руку. Рука обреченной двинулась вперед…
…когда один из тонких, игольно-острых лучей, лившихся от Розы, коснулся затихших струн. Легонько скользнул, чуть задел, вызвав лишь слабое, едва заметное колебание…
Я успел ощутить опасность и инстинктивно прикрылся Ми-тян, как щитом. Тонкая волна воздуха на грани инфразвука вошла в ее тело.
На лице Канарии заиграла торжествующая улыбка. С тихим хлопком Роза Мистика вонзилась сквозь желтую ткань обратно в грудь.
Модельерша застыла — и в следующий миг я понял, что значит пытаться удержать смазанный жиром смерч. Дико крутнувшись, едва не располосовав себе горло от уха до уха, Ми-тян рванулась вниз, чуть не своротив мне харю на сторону головой. Под колени двинула стальная балка, я грохнулся на спину. В мгновение ока размазанное черно-зеленое пятно исчезло за дверью гостиной.
— Ну, вот и все, — смычок вновь был у Канарии в руке. — Теперь поиграем в другие игры.
Суок молча бросилась на нее — маленький соколенок, яростный и прекрасный, окруженный сонмом кошмаров, с черно-золотой молнией в руках.
Удар!
Боль, пронзившая мозг, была невероятной. Я заорал в голос, прижимая ладони к ушам. Сквозь ало- зеленый кислый туман я успел увидеть, как слуги Суок рвутся на части, пытаясь заслонить ее от волны звука, как из ее удлинившихся волос вылетают все новые и новые струи темноты, сплетающиеся в дымную стену, и как стена эта дробится на крохотные черные осколки, оставляя беззащитным маленькое тело.
Удар в грудь. Осознание. Беззвучный удар грома. Красные клочья в глазах.
Суок лежала у моих ног, опутанная золотой лентой — обессиленная, измученная, тянущая ко мне дрожащую руку.
Не помню, как я вскочил на ноги, как посылал из кулаков струи янтаря в увертывающуюся с гневными воплями дьяволицу в желтом. Все это произошло слишком быстро, чтобы описывать. Под конец я попал ей в лоб. Результат не интересовал меня. Подхватив беззвучно плачущую Суок на руки, я с размаху вынес дверь плечом, промчался мимо остолбеневшей Ми-тян к компьютеру и бросился в черный дисплей.
Скорее, скорее, скорее!..
Коракс
Я плохо помню, как прошел сам процесс Делания. Кажется, все происходило само собой — собранные мною предметы сами знали, что делать, а мое тело стало всего лишь философским яйцом, где созревало чудо. Происходящее открыло мне глаза на многое из того, что происходило во сне, и стало ясно, что подобного путешествия было не избежать.
Мысли словно отделились от плоти, которая истончалась, росла, расходясь в стороны алым облаком, которое все же сохраняло мои черты. Сломанное Сердце больше не откликалось волнами противоречивых эмоций, да и весь сон терял власть, возвращая ее владельцу. Под прикосновением туманных пальцев треснули стены удерживавшей Дерево башни и его ветви вырвались через проломы вверх, к свету, а следом за ними поднялся облаком и я.
Город погибал, и выжившие существа суматошно метались среди содрогающихся зданий, силясь избежать поднимающихся вод Моря. Из глубоких провалов шел дым, били фонтаны маслянисто — ржавых жидкостей, мерцали отблески разрядов коротких замыканий. Жалость и печаль охватили меня, переливаясь перламутровыми сполохами, ведь город этот был моим детищем.
Из развалин внизу вынырнул зеленый огонек, чтобы метнуться в одну из дыр, исходящую паром, а следом поднялась мутная волна, густая и желеобразная, с остатками лица…знакомого лица. Тень! Я протянул к ней руку, желая поймать, но тело было очень медлительным и она успела скрыться следом за Суисейсеки.
— Забудь о них, мастер! — Соусейсеки парила возле уха, крича изо всех сил. — Спаси свой сон!
И я понял, что теперь это было мне по силам. Тень предлагала мне трон короля иллюзий, чтобы не пустить к трону божества. Как когда-то давно воле подчинился крошечный кусочек сна, так и весь он теперь был в моей власти. «Во сне ты способен на все, что угодно, если только захочешь по настоящему» — так говорила Соу? Опус Магнус научил меня правильно хотеть.
Три сияющих силой куклы вырвались из глубин подземелий, круша и ломая сложные лабиринты отдачей своих бездумно растрачиваемых сил. Если бы они продолжили сражаться здесь, то этот мир не выдержал бы, и кому, кроме меня, было под силу этому помешать?
Я догадывался, почему Шинку и Суисейсеки явились сюда, прихватив с собой медиума, и в любом случае должен был бы не сердиться, а благодарить их за своевременное появление. Но у них явно были ко мне претензии и оставлять их тут не имело смысла.
Взгляд с легкостью проникал сквозь металл и камень, существовавшие только в воображении, и не составило труда найти и достать воронку, сквозь которую они проникли в меня. Я обнаружил, что слова стали тяжеловесными, и единственная просьба «Хватит» прозвучала непреодолимым приказом. Воронка приняла в себя беглецов, и похоже, они не слишком сопротивлялись, взволнованные более здоровьем своего медиума, нежели происходящим вокруг. Что ж, мы еще успеем поговорить, когда проснемся.
Между тем, моя макушка уже начала расплываться по догорающему небу, и это было несколько… неудобно. Стоило только подумать о том, чтобы принять привычный вид, как алый туман моментально свернулся и сгустился в человеческое подобие, в котором зародилась форма, и спустя несколько минут я снова был собой, точнее, концентрированной версией себя. Нет, общие черты не изменились, это по- прежнему было привычное тело, но доведенное до совершенства. Интересно, смогут ли плетения собрать меня по этому образцу там, снаружи? Но это все потом, чуть позже…
Тень появилась неохотно, сопротивляясь, оттягивая неизбежное. Попробовав на вкус настоящие эмоции, ей еще более не хотелось снова превращаться в бессмысленную всеродящую массу.
— Все-таки ты такой же, как и я, ни каплей не лучше, — сказала она, глядя мне в глаза. — Знаешь, как обернуть события в свою пользу.
— Ты была сильнее, Тень, и все же проиграла. И не только из-за незваных гостей, не только.
— А почему же еще? Быть может, у тебя был план или скрытые силы, малыш? Тебе трижды помогли, но ты все равно умираешь, и тебе нужна я, чтобы спастись!
— Прикинешь сама способы, которыми тебя можно заставить сделать то, что нам нужно? — я подошел к ней, меняющейся, теряющей себя в водовороте личин.
— Vae victis? Как это предсказуемо! И ведь тебе кажется, что ты абсолютно прав, да?
— Нет. У меня на твой счет особые, — я выделил это слово, — особые планы. Ты должна понять.
— Обычная речь палача, убеждающего себя…что? Что ты делаешь?!
— Даю тебе то, о чем ты всегда мечтала, Тень. Форму.
— Ты… после всего случившегося…
— Да, в этом разница. Я воплощу тебя в совершеннейшей оболочке, и никто больше не будет бежать в ужасе при твоем появлении. Дети…наши дети придут и поклонятся тебе, Тень, и останутся с тобой, любящие, а не испуганные. Плетения, чувства твои, останутся на мне, и ограничены не будут. И каждую ночь я буду спускаться к вам, в новый, избавленный от нашего противостояния мир.
— Но почему, почему? Ты отвратительно добр, человек, и мне… мне…
— Стыдно? Так это называется, Тень, «стыдно».
— Я должна ненавидеть тебя, но не могу. Отобравшего у меня свободу, злобу, волю к власти и