Она ошеломленно посмотрела на непрошенного телохранителя.
— Какого… беса? — похрипел тот, кого назвали Анжеем. Он никак не мог отдышаться.
Чешуйчатое создание опять промолчало. Все шесть его рук были раскинуты в стороны, что делало его похожим на жутковатого паука. Изумрудные искры снова окружали его.
— Так вот куда девалось тело! — вдруг раздался насмешливый голос крылатой. — А я-то никак не могла взять в толк, о каком Зеленом Призраке твердят мои слуги… Хорошенькие у тебя дети, человек… хо- ро-шень-ки-е!
Анжей не ответил. Он перевел взгляд на Суок, и та вдруг увидела в его глазах странную муку.
— Дочь, — тихо произнес он.
Она молча и яростно замотала головой.
— Дочь, выслушай меня.
— Не хочу, я тебе не дочь, отпусти меня!
— Дай мне сперва все объяснить. Прошу тебя.
— Нет! Выпусти меня отсюда!
— Давай сперва поговорим, — упрямо повторил он и вдруг с болезненным вздохом схватился за грудь; постояв так несколько секунд, неуверенно выпрямился. — Просто поговорим. Я желаю тебе только добра. Помнишь мои руки?
— Не помню, не знаю и знать не хочу!
— Все будет хорошо. Верь мне.
Верь мне.
Руки Суок задрожали.
Верь мне.
Коса расплылась и осела желтой лентой в пальцах.
— Не верю…
Лента тихо заскрипела, готовая порваться.
— Не верю…
Светловолосый застыл, глядя на нее.
— Никому не верю!
Стены комнаты заходили ходуном. Люди покачнулись, удерживая равновесие. Волосы Суок взвились над плечами. Черные капли брызнули с них во все стороны — но совсем крохотные, жидкие, испаряющиеся еще в воздухе… Сил не было. Гулкая вибрация, начавшая было нарастать, мгновенно стихла. Катаклизм улегся, не начавшись.
Она пошатнулась и оперлась о плечо странного защитника, с ужасом чувствуя, что ноги не держат ее, как когда-то. Искры приятно щекотали кожу, но она была слишком обессилена, чтобы уделить этому внимание. Беспомощна. Слаба. Беззащитна… ли?
— Ты можешь что-нибудь объяснить толком, Суигинто? — тихо спросил после паузы бородатый.
— «Что-нибудь» могу, — огрызнулась черная. — Теперь, когда мысли не путаются. Только не здесь. Мне уже осточертело это местечко. Да и Мегу устала…
Они еще что-то говорили, кажется, даже спорили, но Суок уже не слышала их. «Суигинто». Она помнила это имя — ее настоящий Отец всегда произносил его с теплом и благоговением, ведь так звали… Но ведь Отец… Отец…
За что?!
Все встало на места — и белый мир показался раем.
Всхлипнув от боли и слабости, Суок вцепилась руками в истертую ткань и дернула. Она рвала и тянула занавеску на себя, чувствуя, как слабеют руки и твердеют пальцы, как темнеет в глазах и слезы медленно ползут по лицу. Звук скрипа пола под ногами Анжея заставил ее удвоить отчаянные усилия, но все было напрасно. Старую тряпку будто выдержали в клее и прибили к косяку.
— Дочь, не надо, — зазвучал бархатистый голос проклятого обманщика. — Тебе вредно так уставать сейчас. Успокойся, сядь, отдохни. Ты расскажешь, что случилось, я объясню тебе, как все было… Матка боска!
Яркая вспышка и громкий треск заставили Суок из последних сил повернуть голову. Ее взору представилось невероятное зрелище — замерший от изумления Анжей был отделен от нее чем-то вроде полупрозрачной стены из искр цвета смарагда и старой бирюзы. Стоявшие за его спиной люди и куклы недоуменно переглядывались, их губы шевелились, но гул электробури съедал слова. Горбатый силуэт, четко очерченный зелеными сполохами, опустил руки, щелкнул хвостом по полу и повернулся к ней.
Подойдя к занавеске, он взялся за нижний край и оборвал ее — одним движением, без малейших усилий. Тряпка полетела в угол, за ней клубилась серая мгла. Путь был свободен.
Перед глазами все закачалось. Суок тихо вздохнула и осела — прямо на заботливо подставленные шесть когтистых рук, прижавшие ее к чешуйчатой груди. Обняв нежданного спасителя за туловище, она пальцами ощутила эту чешую — гладкая, ровная, будто фарфоровая… да она и была фарфоровой — Суок уже поняла, что ее неведомый тезка тоже был куклой, как и она сама, и чувство странной близости, что она прежде испытывала лишь в обществе Отца, разлилось по телу, согревая ее теплыми лучами.
— Дочь! — донесся из-за грозовой стены искаженный голос, и она выглянула из-за черного плеча. Светловолосый с болью на лице ломился сквозь шипящие разряды, и зеленая стена выгибалась парусом перед ним, раздвигаемая локтем в тлеющем рукаве. — Вернись, прошу тебя!
Она покачала головой — медленно, но твердо.
— Я иду искать Отца.
— Постой, остановись! Твой Отец — я!
Суок еще раз покачала головой и взглянула в черные глаза, уставившиеся ей в лицо с молчаливым вопросом.
— Унеси меня отсюда, — тихо попросила она. И прибавила: — Пожалуйста…
— Кокуосэки, не смей! Стой, дочь!
— Я не твоя дочь. Ты даже не знаешь, как меня зовут.
— Что?
— Я — Кокуосэки. И я — Антраксова дочерь.
С его залитого изумрудным светом лица мигом схлынула кровь. А потом он молча и яростно рванулся вперед, буря лопнула, как пластиковый пакет, две трясущиеся руки в обрывках розовой ткани сомкнулись с хлопком — но маленький нечеловеческий силуэт уже с силой оттолкнулся и прянул в туман, скрывший беглецов спасительными сумерками.
Они не оглядывались назад.
* * *
Неожиданно быстрое согласие кукольника помочь нам и еще более быстрый переход от слов к делу застали меня врасплох. Вспоминая те события теперь, понимаю, что он лишь хотел убедиться в свей правоте, но мои же действия не дали ему вовремя отступить.
Он показал, наконец, и ту, о чьем существовании я до сих пор лишь догадывался — вторую куклу, лежащую недвижимо, черную с золотом, красивую и, несомненно, опасную. Конечно же, именно ей должна была принадлежать страшная Роза, и напрасно темнил и отнекивался пан, пытаясь нас запутать.
Снова зашевелились радужные полотна, и запели пальцы мастера, каждым жестом сплетая канву нежного, но в то же время повелительного зова. Клянусь, я слышал, как рождается песнь в его истекающих красками ладонях, слышал и запоминал.
Анжей поманил светящуюся сферу и та робко двинулась к нему, навстречу настоящему вместилищу, затрепетала, цепляяся полупрозрачными лентами света за Первую… и остановилась. Да, просто ничего не получится.
Снова схлестнулись золото с серебром, и птицей испуганной заметалось сердце, и поднялся из груди тяжелый жар, наливая багрянцем лицо. Как и в прошлый раз, я словно пытался сдавить воду, упираясь в упругое сопротивление чужих чар и сил плетения было недостаточно, чтобы его преодолеть. Краем глаза я видел, как блестели слезами волнения глаза Мегу, как шепнула ей что — то Соу, невозмутимо — спокойная, как коснулись волос Суигинто тонкие пальцы…
Треснул лед, тронулся, рухнула плотина, надломленная слабыми девичьими руками. Золотая звезда