Бежать удобнее с твердой подошвой — я заменил ступни на копыта.
Цепляться и подтягиваться с человеческой ладонью непросто — я добавил пальцев на руки.
Она помнит мое лицо — я срезал себе лицо. Вместо него отныне — гладкая костяная маска с прорезями для глаз.
И только рога возникли сами собой. Ветвистые алые рога.
Впрочем, оно и к лучшему. Ее Отец рогов не носил.
Чувствительная жилка где-то глубоко внутри глухо дрогнула. «На-ла, ла-ла-ла-на-на, на-ла-ла-на-на, на-на-а-а-а-а…» — ворвалась в эфир песня смерти, и я рывком поднялся. Ты снова поблизости. Значит, надо бежать.
Не найди меня, пожалуйста. Никогда.
Изменение. Еще и еще одно.
— Ну-ну-ну, зачем же кидаться в крайности? Вот уж никак не ожидал от вас подобной прыти.
Что? Ох, нет. Кто…
Он стоял на большом плоском камне, скрестив руки на груди, и его чертов черный смокинг блестел в лучах тусклого красного солнца, как антрацит. В алых глазах играла неизменная нечестивая насмешка.
— Хорошего дня, юный сэр.
— Чего тебе надо? — говорить было трудно: рта у меня больше не было, а звуки испускало неприятно вибрирующее при этом костяное «лицо». Вместо моего привычного голоса воздух всколыхнуло какое-то утробное рычание — довольно жуткое, надо сказать, только медведей распугивать. Хоть какой-то плюс…
Лаплас картинно схватился за сердце.
— Май, май, поберегите мою седину, юный сэр! Такой юный и такой страшный! Никогда бы не мог предположить, что вы пойдете на столь кардинальные коррективы своего нежно любимого самого себя. Теперь вас даже крестоносцем неловко называть.
— Ты за этим сюда пришел? — я скопировал его позу. Мы стояли друг против друга, как два истукана… как два каменных болвана, если точнее. Один-то из нас таковым уж точно являлся.
— Собственно говоря, да, — он извлек из кармана портсигар. — Закурите?
Я остался неподвижен.
Некоторое время он продолжал протягивать мне сигару, затем пожал плечами и, скусив кончик, отправил ее в рот.
— Ладно, признаю, это была не самая удачная шутка. Туше, молодой… человек ли?
— Хватит умничать. Ты все сказал? Я не могу здесь торчать весь день.
— Весь день нам и не нужен, смею вас уверить. Все решится в ближайшие полчаса.
Он ловко спрыгнул с камня и пошел вокруг меня, помахивая правой рукой. Левую, с зажатой в ней шляпой, он держал за спиной.
— Надо сказать, этот ваш демарш сильно меня удивил. Хотя вы и раньше выказывали склонность к такого рода выходкам…
— Удивлять тебя?
— Да, и не только. Не всякий чародей отважится на подобное: это трудно, опасно и, по правде говоря, никому не нужно. Но вы, как обычно, в своем репертуаре — кладезь сюрпризов. Такое поведение заслуживает как нареканий, так и поощрений. Думаю, вам стоит забрать вот это…
Он сделал резкое движение, и ко мне, со свистом взрезав воздух, метнулся какой-то маленький белый предмет. Прежде чем я успел подумать, моя левая рука сама дернулась и перехватила его. С реакцией у нового тела было все в порядке.
Я разжал кулак. Снежно-белый прямоугольник с фиолетовым вензелем лежал на моей ладони.
— Откуда она у тебя?
— Думаю, вам следовало бы меня поблагодарить. Видите ли, ваше убежище в Черном Облаке больше не существует. Я спас Белую Карту оттуда буквально в последний миг — не годится, чтобы подобное изделие бесследно сгинуло в гибнущем сне, так ведь?
— Гибнущем? С какой стати?
— В некотором роде — вследствие ваших собственных усилий, юный сэр. Сновидение, в котором вы его создали и которому принадлежали аметист и черный посох, видело другое существо, не то, которым вы в настоящий момент являетесь. Изменения, внесенные вами, затронули не только тело, но и саму вашу сущность. И продолжают затрагивать, надо сказать.
— И ты решил мне ее вернуть. Вежливо, ничего не скажешь.
— Мы заключили договор. Надеюсь, вы об этом не забыли?
— Не забыл. Что ж, спасибо. Прощай.
Я отвернулся… и вновь встретился с ним взглядом. Демон опять стоял напротив меня, подняв правую руку.
— Не так быстро, юный сэр. Наш разговор еще не окончен.
— О чем нам говорить?
— Все о том же, все о том же. О нашей сделке.
— По-моему, все просто, как арбуз. Дай пройти.
— Да, все было просто — до недавнего времени. Вы, возможно, не расслышали, но изменения, которым вы себя подвергли, затрагивают и вашу сущность — я ведь не зря упомянул о гибели вашей мастерской. Вы на глазах перестаете быть тем существом, с которым мы оформили договор, и он, соответственно, теряет силу.
— С каких это пряников?
— Ох, это ваше арго… Подумайте сами: заключал ли я эту сделку со скульптором Торвальдсеном? Или с господином Кораксом? Или с тем прелестным цветком? Гиль! Ни в коей мере. Условия контракта относились только и только к тому человеку, которого я встретил на берегах Реки Несбывшегося. Все было оформлено как подобает, вы получили свое — но что я вижу? За ничтожно короткий промежуток времени мой деловой партнер превращает себя в такое, с чем я никогда не стал бы договариваться — хотя бы из соображений элементарной брезгливости. Следует ли мне расценивать этот ваш ход как попытку натянуть нос своему кредитору — то есть вашему покорному слуге?
— Расценивай как хочешь. Тебя это не касается.
— Отнюдь. Ваша душа — моя законная прибыль, а вы пытаетесь меня этой прибыли лишить. Сожалею, но я вынужден настаивать на том, чтобы вы немедленно прекратили вносить новые изменения.
— Что?
— То, что вы слышали. Пока вы еще достаточно походите на себя-прежнего, наш договор в силе. Оставайтесь в текущем стазе. Тем более, что имеющихся корректив вполне достаточно, чтобы оставаться… неузнанным.
Резкий звук, напоминающий ржание смертельно раненой лошади — вот как теперь звучит мой смех? Или только «горький смех», как некий подвид?
— Обойдешься, ублюдок. Тебе стоило лезть с советами чуть раньше.
— Мне? С советами?! — театрально изумился кролик. — Полноте, юный сэр, за кого вы меня принимаете? Надеюсь, не за мать Терезу? Кто я такой, чтобы давать вам советы, и кто, если разобраться, вы такой, чтобы от меня их получать? Вы мне не сын, не ученик и не школьный товарищ. Вы просто деловой партнер, в махинациях которого я в последнее время все больше замечаю следы нечистоплотности. Но расторгать договор я не намерен, даже не заикайтесь об этом. Так что я не советую, нет — я настаиваю.
— Иди к черту. Твои проблемы — это твои проблемы.
— Это ваше последнее слово?
— Да.
Я вновь отвернулся и сделал шаг… вернее, попытался. Моя нога поднялась и начала опускаться, когда вместо мокрой земли копыто уперлось в воздух и остановилось. Я дернулся, потом рванулся — без толку. Мое тело вновь застыло в одеревеневшем мире, совсем как когда-то, невероятно давно.
Из-за моего плеча в поле зрения вошел Лаплас, сокрушенно качая головой.
