сработанное. Я всегда буду собой — с тобой.
— Кира…
— Мастер!
— Кира, не плачь. Все будет хорошо. Меня вылечат.
— Я… я тоже могу вылечить тебя, мастер. Иди ко мне. Но… ты связан? Что за злодеи сделали это с тобой?
— Они не злодеи. Они просто не хотят, чтобы я покалечился.
— Глупые люди! Ты можешь высвободиться?
— Могу… если постараюсь.
— Давай же, постарайся! Иди ко мне… Я жду тебя!
Лунный свет играл бликами белого золота на лице Сайто-тян.
Тишина.
— Прости, я не могу. Я обещал.
— Мастер…
— Кира!
— Все хорошо… все хорошо, мастер. Я привыкла ждать. И я подожду еще.
— Прости меня, пожалуйста…
— Я буду ждать мастер. Столько, сколько понадобится.
— Кира… побудь со мной еще немного?
— Конечно, Отец.
Свежий ветер гнал рябь по поверхности зеркала. Джун смотрел в бледно-желтый, сочащийся слезами глаз, и мрак тяжелого сна наваливался на него.
А ножницы-то не спря…
Антракс
Звезды, как говорил некий демон, знают все. Не помню, правда, чтобы он пояснял, в какой именно области расположено их всезнание. Возможно, именно что во всех. Во всяком случае, очень хочется в это верить.
Когда хоть еще кому-нибудь на свете известно, как херово может быть — это изрядно подслащивает пилюлю.
Какая же, однако, интересная штука — это ваше Н-поле. Темно, как у негра в жопе, а видно всё. Гравитации нет — верх и низ есть. Летать можно — ходить нельзя, негде. Города и замки лепятся, как пластилиновые — живого не сотворить. Мир одностороннего всемогущества.
Некротично как-то прозвучало. Впрочем, в формулировках ли дело?
Я лежал на чём-то твердом и смотрел в ледяную пустоту, чувствуя, как холодно-синеватая кровь — моя, — перестает сочиться из раны. Не то чтобы меня так уж занимал танец голубых и алых шаров надо мной, но при взгляде вниз и направо меня начинал трясти крупный озноб. Уж лучше смотреть вверх. Если прикрыть веки, наверно, эти огни сойдут за светлячков.
Какая жалость, что человеческими веками для глаз я обзавестись не додумался. А теперь уже, пожалуй, поздно. Предусмотрительность моя в данном случае проявилась интуитивно и, как обычно, через задницу.
Чудище, в которое я себя превратил, явно отличалось запредельной живучестью. Не так-то просто оставаться живым и в сознании, когда весь правый бок превратился в сплошную обугленную язву, рука оторвана напрочь, а ноги сломаны. Причем, кажется, даже не в трех местах. Не раз и не два на ум невольно пришла груда полуразложившейся плоти, что я увидел в спальне Шибасаки.
Теперь я, пожалуй, не стал бы его пытать. Да и вообще…
А, какое это имеет значение. Все равно я не жилец.
Болевой порог я давно пересек, так что изувеченное тело давило вопли взбесившихся нервов без участия сознания. То, что я испытывал, было скорее сухой регистрацией факта: «Кажется, мне очень больно». Но это, видимо, ненадолго. Не думаю, чтобы это тело было подвержено сепсису, — интересно, есть ли в Н-поле микробы? — однако потеря крови ощущалась все явственнее. Говорят, самоубийцы в теплых ваннах чувствуют только слабую эйфорию и легкость во всем теле. Что ж… иногда молва не врет.
А без крови могут жить только некоторые боги. Не бог же я, в самом деле.
Дышать становилось все легче.
На мгновение выпустив ленту, я ощупал ладонью то, на чем лежал. Кажется, чья-то дверь. Деревянная, некрашеная, с круглой ручкой — какая проза… Несомненно, массу удовольствия получит ее хозяин, если в ближайшее время вздумает прогуляться по иным мирам. А может, и не в ближайшее. Сомневаюсь, что в этом месте органика может гнить.
Старательно обводя взглядом то, что осталось от моего бока, я посмотрел на груду глиняной и деревянной пыли, что парила неподалеку, не оседая и не разлетаясь. Два или три осколка черного стекла медленно вращались в общей мешанине вокруг своей оси. Наконец я узнал его, вспомнил это лицо, эту чешую и эти извивающиеся хвосты, хотя видел их всего один раз, далеко-далеко отсюда. Смазливый блондинчик в фартуке сумел-таки подловить меня. Хитрая задница. Лукавый мастер. Надо сказать, творение оказалось ему весьма под стать.
Из-под костяной маски сухо толкнулся смешок. Все-таки я его сделал.
Он оказался по-настоящему могучим врагом. Когда подоспели мои воплощенные отражения, ублюдок успел переломать мне ноги, хотя и сам лишился пяти лап и одного хвоста. Один из боевых фантомов сразу развеялся в прах от удара зеленой молнии, зато второй сумел вцепиться ему в одну из оставшихся хваталок и сломал ее. И вот тогда-то мы взялись за дело по-настоящему.
С двоими он не справился. Хотя успел сжечь и второго призрака, прежде чем я разорвал его пополам.
Небольшое промедление стоило мне руки. Вот так-то, дружок.
Я чувствовал, как мое тело постепенно теряет вес, становится пустым и легким, как проколотый воздушный шарик. Скоро совсем сдуется — и конец. Скоро воздушный пузырек проскочит в сердце — и конец. Не так уж оно и страшно оказалось на самом деле. Умирать — не страшно? Я поднес ладонь с лентой к лицу.
Не могу понять, как она к нему попала?
Я ощутил ее в кулаке, вытаскивая руку из дыры в глине, когда эта тварь начала распадаться на куски — то ли она была у него внутри, то ли каким-то образом там появилась; факт, что на нем ее не было. Не видел я ее и на Суок во время нашей последней встречи. Как и когда он нашел эту ленту? Почему Суок лишилась ее? Как долго я пробыл во льду и что случилось с тех пор?
Шелком в руки родные опуститься легко -
Вспоминай мое имя…
В глазах защипало, и в первый раз за долгое время я ощутил в них влагу, хоть и был слишком слаб, чтобы плакать. Никогда мне не забыть твоего имени, дочь.
А всего моего «никогда» осталось — часа полтора.
Ха!
Конец немного предсказуем, вы не находите?
Я попытался поудобнее устроиться на двери — рога заскребли по дереву. Забавно. Они были единственной частью тела, которой монстр так и не коснулся. Впрочем, в драке я ими и не пользовался — прямоходящему, в основном, существу рога служат украшением. Вы пробовали бодаться в бою? Не сомневаюсь. А теперь приставьте к голове хотя бы вилки и повторите. Я бы с удовольствием за вами понаблюдал.
Да… Много чего еще я бы сделал с удовольствием. А теперь остается только помирать.
Глаза затянуло полупрозрачной пленкой — я видел такую у препарированной птицы в школе. Наверно, это и было аналогом человеческих век.
Закрыв глаза, я ждал смерти.
Ждал.
Ждал.
Ждал…
