«Эсти Лаудер», поимей в виду: поинтересуйся монашками. Когда смотришь в ее глаза, то видишь Арктику, ледяную голубизну. И всегда одно и то же послание: «Я тебя похороню».
Она сказала:
– Сын.
Памятуя о запахе пива изо рта и сломанном носе, я ограничился фразой:
– Как дела?
– Ты вернулся.
– Правильно.
Молчание. Люди ее типа умеют наслаждаться таким молчанием. Мне все это было знакомо, да еще во мне гулял алкоголь, поэтому я был в состоянии играть в эту игру. Ждал. Она сдалась первой:
– Могу угостить тебя чаем.
– Не думаю.
– Тут в лавочке пекут дивные плюшки.
– Нет, не сегодня.
– Ты никогда не думал, что стоит написать?
Старая песня, привычное нытье. Я сказал:
– О, я думал написать. Вот только я никогда не собирался писать тебе.
Это ее зацепило. Она вздохнула. Если вздохи когда-либо включат в олимпийские виды спорта, она всех обойдет. Люди спешили мимо, не замечая нас. Я сказал:
– Мне пора.
– Это все, что ты можешь сказать собственной матери?
– Знаешь, нет. У меня есть еще кое-что.
Я сорвал с шеи кисет и вложил ей в руку. Собирался сказать: «Можешь положить это рядом с сердцем моего отца».
Только зачем золотить пилюлю?
6
Трубочист заехал за мной вовремя. В белом фургоне, сверкающе-чистом, ни пятнышка. Я сел на пассажирское сиденье. Сзади четверо молодых парней в черных спортивных костюмах. Я поздоровался:
– Привет.
Они промолчали. Трубочист включил передачу и выехал на дорогу, где было совсем мало машин. Я сказал:
– У меня есть для вас подарок.
Он очень удивился и спросил:
– Что именно?
Я протянул ему пакет. Он раскрыл его, одним глазом следя за дорогой.
– Элвис Пресли!
– Как и вы, он самый главный.
Сзади раздался одобрительный хор голосов. Мы сворачивали на Найл-лодж. Он сказал:
– Они живут на Тейлор Хилл.
– Наверное, есть бабки.
Он взглянул на меня и спросил:
– Не родня?
– Что?
– Ну холм… Тейлора.
Я отрицательно покачал головой и сказал:
– Я по другую сторону.
Он задумался над моими словами, потом спросил:
– Вы готовы?
– К чему?
– Делать то, что вам скажут.
– Хмм, с этим у меня вечные проблемы.
– Попытайтесь.
– Ладно, видит Бог, я постоянно пытаюсь.
Мы остановились в тихом месте, недалеко от Треднидл-роуд, встали в сторонке. Трубочист кивнул, и парни исчезли, как черные призраки. Я спросил:
– Эти Тирнансы, это их собственный дом?
Он мрачно улыбнулся:
– Достался по наследству, ни один из них не женат. Они смотрят видео, заказывают карри, пиво и веселятся. Без женщин. Сливки ирландских мужчин, холостяки, и этим гордятся.
– Вы женаты, – сказал я.
– Да, и у меня маленькие дети. Но не будем сейчас о семье.
– Ладно.
– Когда мелькнет фонарь, нам пора идти.
– Последний вопрос.
– Что?
– Почему вас зовут Трубочистом?
– Мы чистим дымоходы.
– И кстати, а эти парни чем занимаются?
– Уже два вопроса.
– Вы считаете?
– Парни расчищают нам путь.
– Понятно.
– Сами увидите.
Мелькнул свет фонаря. За пояс брюк сзади у меня был заложен пистолет, прямо как в лучших фильмах. Черт, я даже не знал, заряжен ли он. А спрашивать было некстати.
Дом был выстроен в псевдотюдоровском стиле. Почти весь фасад зарос плющом. Дверь открыта. Я последовал за Трубочистом. Холл был завален запасными частями, велосипедами, разобранными двигателями. Мы вошли в большую комнату. Парни уже вполне справились. Двое сидели на толстом мужике, лежавшем на полу. Более худой братец сидел в кресле, один из парней держал у его горла нож. Оба были в шортах и майках. Трубочист сказал:
– Тот толстяк на полу – Чарли, другой, мозговой центр, Фергал.
Услышав свое имя, Фергал улыбнулся. На его щеке уже зрел синяк. Он сплюнул и заявил:
– Тейлор – гнусный ублюдок.
Парень слева заехал ему кулаком в ухо. Он покачнулся, но не потерял присутствия духа. Я попросил:
– Парни, отойдите в сторону.
Они взглянули на Трубочиста, тот кивнул. Я вытащил пистолет и спросил:
– Фергал, верно?
– Пошел ты.
– Слушай, Ферг, полегче с выражениями.
Он почти совсем пришел в себя и сказал:
– Видишь эту пушку? Я засуну ее тебе в задницу.
Чарли, валявшийся на полу с окровавленной физиономией, хихикнул и добавил:
– Скажи ему, Ферг.
Осмелев, Фергал заорал:
– Что вы собираетесь делать, грязные свиньи?
Я ответил:
