тебе сбежать? Тебе одному?
Том неохотно покачал головой:
— Нет, я не оставлю Мистаю.
— Итак, мы будем сидеть здесь, ожидая рокового часа, беспомощные, безвинные жертвы того, что у котов нет ни рук, ни хотя бы пальцев, — объявила Мистая, и ее цветистая реплика была щедро приправлена ядовитой иронией, отвращением и неловкостью.
— Ну, не такие уж и беспомощные, — доверительно поведал кот. — У тебя есть семья и друзья, которые могут прийти на выручку. Не говоря уже о том, что ты, принцесса, обладаешь немалой смекалкой и находчивостью, на которые можешь положиться. Ведь благодаря им ты справилась с проблемой возвращения книг в Хранилище.
Мистая уставилась на Дирка, не веря своим ушам. Неужели он только что сделал ей комплимент?
— Его преосвященство уже ищет способ исправить то, что я сделала, поэтому, скорее всего, это можно не брать в расчет. Семье и друзьям было сказано оставить меня в покое, поэтому я не жду, что они тут же ринутся вытаскивать меня из темницы. — Девушка помолчала немного. — А моя так называемая смекалка в данный момент не спешит подсовывать спасительные идеи.
— Возможно, тебе следует наконец поверить в себя и в других. Ты, конечно, любишь считать себя хозяйкой своей судьбы, но скажи, когда тебе нужна была помощь, разве ты не получала ее?
Мистая вспомнила свои приключения в логове Ночной Мглы. Вспомнила свое заключение в Кэррингтонской женской подготовительной школе.
— Полагаю, что так. Но в этот раз все может быть совсем по-другому.
— Вера, принцесса, — повторил призматический кот. — Видишь ли, это мощное оружие против сил тьмы, которое слишком часто недооценивают.
Он поднялся, потянулся и зевнул, а потом направился к двери.
— А теперь мне пора. Видишь ли, есть другие дела, требующие внимания, и другие места, где необходимо мое присутствие. Но мы еще встретимся. Учись ждать, принцесса. Коты обладают удивительным терпением и в результате почти всегда получают то, чего хотят. Советую тебе попробовать этот метод.
— Постой! — воскликнула Мистая, вскакивая на ноги. — Ты же не можешь просто так бросить нас здесь!
Кот был уже у двери, но остановился и повернулся к ней:
— Коты делают то, чего хотят и когда хотят, не считаясь ни с чьим мнением или действиями. Совсем как принцессы.
Дверь открылась сама по себе. Дирк неспешно вышел, и она закрылась за ним. Молодые люди услышали, как засов снова скользнул в пазы.
Мистая посмотрела на Тома.
— У этого кота мерзкий характер, — подытожила она.
Между тем в покоях замка Чистейшее Серебро витали мрачные и серьезные настроения. С тех пор как советник Тьюс вернулся из Либириса с новостью о местонахождении Мистаи, члены внутреннего круга королевского двора вновь и вновь обсуждали решение короля уважать выбор своей дочери и позволить ей остаться там, где она находится. Мнения резко расходились, но в любом случае равнодушным не остался никто. К осознанию того, что Мистая находится в обществе человека настолько непредсказуемого, как Красвелл Крэббит, требовалось привыкнуть. Никому не нравилась мысль о том, что принцесса осталась наедине с типом вроде него, но вместе с тем друзья не пытались давить на и без того обеспокоенных родителей. В конце концов, никто так не чувствовал опасность, как они, и не следовало лишний раз напоминать им о шатком положении их дочери.
Абернети места себе не находил. У него сложилось свое мнение относительно данных событий, которое во многом отличалось от точки зрения остальных. Будучи одновременно человеком и собакой, обладая генетическими и эмоциональными особенностями обеих этих сущностей, он начинал видеть некоторые вещи, скрытые от глаз остальных.
Во-первых, ему не нравилась мысль о том, что пятнадцатилетняя девчонка хочет сама распоряжаться своей жизнью. Будучи необычным, но все же ребенком, Мистая должна отвечать за свои действия, и писец был убежден, что ей не следует говорить родителям, что и как делать. У нее не было никаких причин оставаться в Либирисе, да еще в опасной близости к Красвеллу Крэббиту, человеку, мысли о котором с самого начала не давала ему покоя. Мистая должна была вернуться домой, предстать перед Беном и Ивицей, а уже потом, заверив их в своем раскаянии и получив прощение, попробовать убедить их позволить ей вернуться в библиотеку либо вместе с советником Тьюсом, либо с ним, Абернети. Но принцессе определенно не следовало оставаться там одной.
Во-вторых, у него начали появляться смутные подозрения насчет личности этого Тома. Сначала Абернети не придал рассказу о мальчишке никакого значения. Но чем больше он думал об этом, тем сильнее укреплялся в своих подозрениях. С чего бы Крэббиту, человеку, который никогда никому ни в чем не помогал, если только это не сулило личной выгоды, по доброй воле разрешать парнишке остаться в Либирисе? Будучи придворным писцом, Абернети прекрасно знал историю Заземелья и всех, кто хотя бы косвенно в ней участвовал, поэтому постепенно пришел к выводу, что этот таинственный Том может на поверку оказаться Андженом Томлинсоном, младшим братом Легужа, который, предположительно, погиб три года назад. Эта история всегда казалась ему немного подозрительной, поскольку не было ни единого свидетельства, подтверждающего смерть младшего сына Каллендбора. Теперь они были бы примерно одного возраста, Мистая и этот парень, а то, что девушка рассказала советнику о своем новом друге, предполагало такую возможность. Что, в свою очередь, заставляло Абернети мучиться вопросом, не догадался ли об этом и Красвелл Крэббит.
А в-третьих, писец был абсолютно уверен, что Крэббит знал, кем Мистая является на самом деле. Как он мог не догадаться? Каждый, у кого имелись хотя бы слабейшие связи с королевским двором, знал о единственной дочери правителя. Ее характер был весьма необычен и известен большинству придворных. Перепутать ее с кем-то другим попросту невозможно. Все знали, как она выглядит и какова история ее появления на свет. Наверняка Крэббит уже все вычислил к этому моменту. А если так, то почему он утаивает эти сведения от всех, в том числе от Мистаи? Это больше всего не нравилось Абернети, поскольку означало, что Крэббит что-то задумал.
И наконец, больше всего его беспокоил тот факт, что советнику Тьюсу удалось пробраться в Либирис и уйти оттуда незамеченным. Как ни печально было признавать, но старый волшебник не слишком искусно владел своим ремеслом, и шансы на то, что он сумеет безошибочно преодолеть все защитные магические поля, которые нынешний господин замка наверняка не преминул установить, приближались к нулю. Крэббит был слишком умен. Абернети подозревал, что он специально позволил советнику войти и выйти, а это лишний раз доказывало, что смотритель библиотеки что-то затеял.
Собственно, таков был ход мыслей пшеничного терьера.
Он целый день обдумывал сложившуюся ситуацию и в конце концов пришел к выводу, что необходимо с кем-то об этом побеседовать.
Вопрос только в том, к кому можно обратиться.
Абернети не хотелось лишний раз тревожить Бена и Ивицу; ему было необходимо, чтобы предполагаемый слушатель имел трезвую голову и не стал действовать сгоряча. Поскольку писец был всерьез обеспокоен безопасностью Мистаи, то решил, что лучше пока короля и королеву не трогать. Кобольды, Сапожок и Сельдерей, конечно, в некотором плане соответствовали его требованиям, однако на их суждения в подобных вопросах вряд ли можно было положиться. Сапожок, в частности, предложил бы взять Либирис штурмом и растерзать Крэббита на месте.
Оставался только советник Тьюс, но разговор с ним был бы очень неловким, поскольку Абернети ставил под сомнение его способности как волшебника.
Однако писец решил рискнуть и на следующий день после завтрака отправился на поиски своего старого друга. Советник сидел в своем кабинете и составлял перечень алхимических компонентов и сложных веществ в лабораторном журнале, рассеянно напевая под нос какую-то песенку. Абернети пришлось простоять на пороге несколько долгих минут, ожидая, когда на него наконец обратят внимание. Когда стало ясно, что он может проторчать тут до завтрашнего утра, писец громко постучал в открытую дверь и
