– Не скажу, мистер Доусон, – решительно отозвался Роберт Одли. – Я не скажу вам более того, что уже сказал. Я часто колеблюсь, постоянно иду на компромиссы, но на этот раз я буду непреклонен. Повторяю: я должен знать историю жизни Люси Грэхем. Если вы откажетесь помочь мне, я обращусь к другим людям и, как ни больно мне будет сделать это, к самому дядюшке, я узнаю от него то, что вы хотите утаить от меня сегодня. Лучше добыть сведения таким жестоким образом, чем потерпеть жестокое поражение, сделав в своем расследовании всего лишь несколько первых шагов.
Прошло несколько томительных мгновений.
– У меня нет слов, чтобы выразить свое удивление и тревогу, мистер Одли, – промолвил наконец доктор, – но поверьте, что о прошлой жизни леди Одли я знаю не так уж много.
– Расскажите то, что знаете.
– Она вышла замуж за вашего дядюшку в июне 1857 года. В моем доме прожила чуть более тринадцати месяцев. На работу ко мне поступила 14 мая пятьдесят шестого года.
– И она пришла к вам…
– Из школы, что находится в Бромптоне. Школу содержала (возможно, содержит и сейчас) некая леди по фамилии Винсент. Именно миссис Винсент горячо порекомендовала мне взять в семью мисс Грэхем, не слишком интересуясь ее прошлым.
– Вы встречались с миссис Винсент?
– Нет, никогда. Я поместил в газете объявление о том, что мне нужна гувернантка, и мисс Грэхем ответила на мое объявление. В письме она сослалась на миссис Винсент, содержательницу школы, где она, то есть мисс Грэхем, работала младшей учительницей. Вы знаете, я человек занятой, ни минуты свободной, потому был страшно рад, что мне не придется терять день на поездку из Одли в Лондон и обратно. Найдя имя и данные миссис Винсент в адресной книге, я решил, что имею дело с человеком ответственным и в своем деле кое-что значащим, и написал ей. Ответ пришел очень скоро. Миссис Винсент дала мисс Люси Грэхем блестящую рекомендацию, и я, приняв ее на работу, ни разу не пожалел об этом. Вот и все, мистер Одли. Больше мне рассказать нечего.
– Вы случайно не помните адрес миссис Винсент? – спросил Роберт, вынимая из кармана записную книжку.
– Слава богу, помню. Бромптон, Креснт-Виллас, 9.
– Да-да, – пробормотал Роберт, – Креснт-Виллас, мне уже доводилось слышать это название от самой леди Одли. В первых числах сентября прошлого года эта самая миссис Винсент прислала ей телеграфное сообщение. Если мне не изменяет память, миссис Винсент была больна, при смерти, и пожелала напоследок повидаться с миледи. Однако она переехала в другое место, и по указанному адресу сэр Майкл с миледи найти ее не смогли.
– Вот как! Однако леди Одли никогда не упоминала об этом.
– Вполне возможно. Это выяснилось, когда я гостил в Одли-Корт. Как бы там ни было, я благодарю вас, мистер Доусон, за честную, откровенную информацию. Теперь два с половиной года жизни миледи передо мной как на ладони. Остается разузнать, что она делала в течение предыдущих трех лет, и я сниму с нее бремя подозрений. До свиданья.
Роберт Одли и доктор пожали друг другу руки, и Роберт вернулся в комнату дядюшки. К этому времени сэр Майкл снова уснул, и миледи, опустив тяжелые шторы и прикрыв абажуром лампу в изголовье кровати, ушла с падчерицей пить чай в свой будуар – комнату, смежную с прихожей, где только что беседовали Роберт Одли и мистер Доусон.
Разливая чай, миледи с тревогой наблюдала за тем, как Роберт, стараясь не шуметь, прошел в комнату дядюшки, а потом вернулся в будуар. Здесь, среди тонкого опалового фарфора и мерцающего столового серебра, миледи была особенно прелестна, ибо хорошенькая женщина более всего хороша именно тогда, когда заваривает и разливает чай. Это самое женское и самое домашнее изо всех занятий придает волшебную гармонию каждому ее движению и делает колдовским каждый ее взгляд, и кажется, что секреты кипящего напитка, окутывающего ее клубами пара, известны только ей одной.
– Не выпьете ли чашечку чая, мистер Одли? – спросила она.
– Пожалуй.
– Вы не обедали, не так ли? Я позвоню и велю, чтобы вам принесли что-нибудь посущественнее, чем бисквиты и бутерброды.
– Нет, спасибо, леди Одли. Перед отъездом я позавтракал в Лондоне, и чашки чая мне будет вполне достаточно.
Роберт сел за маленький столик и взглянул на Алисию. Держа в руках книгу, она пыталась читать. Всегда здоровая и цветущая, сейчас она была бледна: болезнь отца изрядно взволновала ее.
– Ты плохо выглядишь, Алисия, – нарушил тишину молодой человек.
Мисс Одли пожала плечами, не отводя глаз от раскрытой книги.
– Очень может быть, – отозвалась она. – Но какое это имеет значение? Кого вообще может заботить, здорова я или больна?
– Это заботит меня, – сказал Роберт Одли. И, помолчав, добавил: – Это заботит сэра Гарри Тауэрса.
Алисия нахмурилась и вновь углубилась в чтение.
– Что ты читаешь? Роман?
– Да.
– Интересный?
– Не очень.
– Тогда со своим двоюродным братом ты могла бы поговорить и повежливей. Тем более что завтра утром я уезжаю.
– Завтра утром! – воскликнула миледи, и радость, мгновенная, как вспышка молнии, прозвучала в ее голосе. Это не укрылось от внимания Роберта Одли.
– Да, – ответил молодой адвокат, – завтра утром я должен отлучиться в Лондон по своим делам, но через день, если позволите, я вернусь и останусь здесь до тех пор, пока дядюшка не выздоровеет.
– Здоровье дядюшки действительно внушает вам серьезные опасения? – спросила миледи.
– Нет, слава богу, нет. Для тревоги нет оснований.
– Однако вы довольно долго беседовали с доктором, и меня это не на шутку обеспокоило: ведь вы все время говорили о сэре Майкле, не так ли?
– Говорили, но не все время.
– Тогда о чем же можно было говорить так долго? С доктором Доусоном вы почти незнакомы.
– Доктор Доусон пожелал проконсультироваться у меня по правовым вопросам.
– По каким же это вопросам, если не секрет?
– В том-то и дело, что секрет. Какой из меня адвокат, если я не сумею держать язык за зубами?
Миледи прикусила губку и замолчала. Алисия подняла глаза и отложила книгу в сторону.
– Честное слово, Роберт Одли, ты очень занятный собеседник и с тобой можно недурно скоротать время, – язвительно заметила она. – Но сегодня ты невыносим. По-моему, ты просто влюбился!
Алисия была недалека от истины.
В эту минуту перед внутренним взором Роберта Одли предстало лицо Клары Толбойз, возвышенное и прекрасное в своей скорби. Он вновь увидел перед собой ее ясные карие глаза и услышал ее слова: «Кто отомстит убийце брата, вы или я?» И вот он в Эссексе, в той самой деревушке, которую Джордж Толбойз – он, Роберт Одли, твердо в этом уверен – никогда не покидал. Он снова был в том самом месте, где жизнь его друга оборвалась так же внезапно, как обрывается история или рассказ, когда читатель захлопывает книгу. Так мог ли он отказаться от расследования, которое сам же когда-то вменил себе в обязанность? Мог ли свернуть с предначертанного пути? Мог ли найти для этого убедительные резоны? Нет, тысячу раз нет! Лицо Клары Толбойз, искаженное горем, навсегда запечатлелось в его мозгу, а ее голос все звучал и звучал в его ушах, взывая к его совести, подавлял то, что было в нем от лукавого, и возрождал все лучшее, заветное и непреходящее.
27
НАКЛЕЙКИ НА ШЛЯПНОЙ КОРОБКЕ
Роберт уехал из Одли ранним поездом на следующее утро и прибыл в Лондон чуть позже девяти.
